Марина Серова - Театр начинается с выстрела

— Номера нет, но я могу на вахте узнать. А зовут его Иван Константинович Пантелеев. Только Константиныч длинно и выговорить трудно, вот его и зовут Пантелеичем, — объяснила она, и через пару минут номер телефона охранника уже был в моем смартфоне.

Мария вышла, а таксист вопрошающе посмотрел на меня: мы, мол, еще куда-то едем или вы расплачиваетесь? Кивнув ему в знак того, что все поняла, я для начала позвонила Крону:

— Привет! Ты помнишь два пакета, что я для тебя передавала? С маленьким все в порядке, а вот в большой я забыла кое-что положить. Я сейчас на юго-западе, куда мне подъехать?

— Понял! Доезжай до «Фрунзенской» и поднимайся наверх, я буду тебя ждать на улице возле машины. Ты ее запомнила?

— Поставь ей на крышу большую черную калошу, чтобы я не ошиблась, — обиженно буркнула я.

Калошу он, естественно, не поставил, зато сам маячил возле машины — и явно не потому, что был низкого мнения о моих профессиональных способностях, а от нетерпения. Мы сели в автомобиль, заехали в ближайший двор, чтобы никому не мешать, и я рассказала ему все, что узнала. О своих догадках относительно участия Пантелеича в судьбе Воронцова я, естественно, промолчала — не мое это дело. Крон внимательно выслушал меня, а потом попросил:

— Давай сюда порошок — я его немедленно экспертам отвезу, и они экспресс-анализ сделают. А у тебя какие планы?

— Сейчас созвонюсь с Пантелеичем и попробую с ним поговорить — надеюсь, что сестре Ермаковой он не откажет в помощи.

— Звони и выясняй, где он живет. Если по дороге, я тебя подброшу.

— Не надо, Крон, на метро я быстрее доберусь, — отказалась я.

Как я и ожидала, Пантелеич сразу согласился со мной побеседовать, и мы договорились встретиться на детской площадке во дворе его дома. На метро я действительно добралась очень быстро и оказалась на месте раньше него. Ждать, правда, долго не пришлось. Из одного из подъездов выбежали двое мальчишек и сразу бросились к горке, а за ними степенно вышел немолодой мужчина с газетой в руках. Оглядев двор и увидев меня, он направился к скамейке, где я сидела. При ближайшем рассмотрении это оказалась газета бесплатных объявлений, и я, чтобы как-то начать разговор, спросила, вставая ему навстречу:

— Здравствуйте, Иван Константинович. Если вы работу новую ищете, то не надо. Не придется вам из театра уходить.

— Надо понимать, что Женя — это ты? — спросил он, оглядывая меня с головы до ног профессиональным ментовским взглядом. — Сестра, говоришь, ты Анне? Не похожи что-то.

— Так мы же не родные, а троюродные, — объяснила я.

— Ну-ну, — буркнул он, опускаясь на скамейку. — Да ты садись! А почему, интересно, мне не придется из театра уходить?

— Потому что Воронцов и Лукьянова там больше не работают.

— Неужели Борька их выгнал? — усмехнулся он.

— Нет! — покачала головой я. — Воронцова какие-то отморозки избили настолько жестоко, что он еще очень не скоро поправится, если вообще жив останется. Но даже в самом лучшем случае звезда его творчества закатилась навсегда, потому что на связи жены он больше рассчитывать не сможет.

— Большая утрата для искусства, — хмыкнул Пантелеич. — А Лукьянова что же?

— Она мертва, — ответила я. — А уж что это было — убийство или несчастный случай, — пусть полиция разбирается. Но у этой дряни теперь уже не спросишь, чем она отравила мою сестру.

— Чего-чего? — насторожился он. — Анну отравили?

— Да! И именно поэтому она голос потеряла! Но это только между нами, — предупредила я его, и он понимающе кивнул. — Аня подозревала в этом Воронцова с Лукьяновой.

— Воронцов — гнида, он бы на такое никогда не решился, — уверенно заявил Пантелеич. — Самое большее, что он может, — это гадости говорить да козни строить. А вот сука Дашка была способна на все! И вот кому я точно не пожелаю царствия небесного, так это ей. Но если ее убили, то Верка тут точно ни при чем — она и мухи не обидит!

— Да я сама в этом уверена, потому что Лукьянова уже давно жила по другому адресу. Там-то и умерла.

— Опа! Разбогатела? Или это Воронцов наследство получил? — язвительно поинтересовался Пантелеич.

— Подрабатывала, — выразительно произнесла я.

— И я даже знаю как! Цены бы ей в борделе не было! Нарасхват бы шла! — усмехнулся он.

— Скажите, Иван Константинович, в тот день, когда Анну отравили, вы видели, как Лукьянова утром в театр пришла?

— Конечно, видел. Прошествовала мимо меня, как королева какая-нибудь, даже взглядом не удостоила. И кончай ты меня звать по имени-отчеству, зови, как все, Пантелеичем. А почему ты спрашиваешь?

— Да была у меня мысль, что она могла остаться на ночь в театре, взять потихоньку ключ, когда охранника на месте не было, и продукты в гримерке сестры отравить, а потом вернуть ключ на место и спрятаться до утра. Но раз она утром пришла, то это не она. А Воронцов, как я точно выяснила, ночевал дома.

— А в другое время она этого сделать не могла? — поинтересовался он.

— В том-то и дело, что нет! Отраву подмешали той ночью, и это совершенно точно. И так же точно то, что это сделал кто-то из театральных. Дело в том, что преступник хотел после того, как Анна в среду из театра уехала, забрать отравленные продукты. Он даже ключ на вахте умудрился взять, но по какой-то причине не сумел им воспользоваться, поэтому все осталось на месте. Это уже я все забрала и отдала в частную химлабораторию, а там сказали, что это какой-то мудреный яд.

Пантелеич как-то заерзал, похмыкал, откашлялся, а потом под моим недоуменным взглядом признался:

— Вообще-то это я ключ забрал.

— Зачем? — опешила я.

— Я просто рассудил так, что после несчастья с Анной нечего ему без присмотра болтаться. Она явно не скоро в театре появится, а понадобится ей что-нибудь, так со своим ключом придет и возьмет. А раз она там не будет появляться, то и убирать там нечего! А мне спокойнее — там же ее вещи остались. И, как видишь, правильно сделал. Да я его всегда забирал, когда Анна надолго уезжала. Или никогда не приходилось слышать, как толченое стекло в грим подмешивают?

— Как же его не хватились? — удивилась я.

— Так я вместо него вешал ключ от старого замка на сарае, похожи они очень. А Машку предупреждал, чтобы она там не убиралась. Это она уже к приезду Анны там чистоту наводила. А в этот раз голова не тем занята была, вот и забыл повесить.

— Какое счастье, что вы его забрали! — с огромным облегчением выдохнула я. — А про толченое стекло вы всерьез сказали?

— Женя! Вот ты в театре была, а получается, что ничего не видела, — укоризненно произнес он. — Да в самом низкопробном борделе нравы поскромнее будут!

— В общем-то, да, обстановка там напряженная. А у Анны враги в театре есть, кроме Воронцова и Лукьяновой?