Юлия Михалева - Что скрывает снег [СИ]

Кто знает, что вышло бы, если бы тысячу раз проклятый доктор не запил - и не пропал в итоге, как и все остальные? Возможно, он бы и смог вернуть жену на ноги.

- Вышлю из города! - вслух поклялся генерал-губернатор, хотя в душе и сознавал, что, во-первых, дальше солнца не сошлешь, во-вторых, замена вскоре тоже сопьется... А в-третьих, кто знает - может и доктор тоже лежит сейчас где-то с полуотрезанной головой?

Наступала суббота - а еще в понедельник жена была совершенно здорова, весела и приветлива. Заразительно смеялась над шутками, с хорошим аппетитом - не чета фальшивым петербурженкам - ела за ужином... И вдруг ей в одночасье подурнело. Отчего? От несвежей пищи? Но не только Софийский, отличавшийся крепким желудком, а и гости не жаловались на несварение. Холера? Опять же, более никто не выказывал признаков нездоровья, да и не ходит сия зараза в такие морозы. Внутренняя худоба? Однако прежде Вера не жаловалась.

Но тогда что же всего за несколько дней свело в могилу здоровую, крепкую женщину, лишь шестью годами ранее разменявшую четвертый десяток?

Что-то тут не так.

У генерала не шла из головы одна мелочь.

Намедни, когда Вера еще жила, его внимание привлек Гидка-нанайка, которого Петр притащил в подарок из набега на местное поселение (Софийский смотрел на такие забавы сквозь пальцы).

Мальчишка, хоть и не робкий, в отличие от крестьянских сынов, обычно не переходил границ дерзости. Вчера же он это сделал: подкравшись к Софийскому украдкой, потянул за полу кителя. Поймав взгляд генерала, Гидка ткнул пальцем в Веру, затем указал на раскидистое дерево гибискуса в кадке. Потом засунул палец в свой открытый рот, искривился и упал.

Софийский и прежде наблюдал, как Гидка общался жестами. Однако судя по тому, как он реагировал на ответные реплики солдат, генерал понял, что хитрый нанайка немного выучился понимать по-русски, и лишь из упрямства не говорил.

- Съела цветок? Что за нелепица, - раздраженно отмахнулся Софийский, но Гидка снова схватился за него. Он вновь указал на растение, затем опять искривился, засунул большие пальцы в рот и сделал вид, что его тошнит.

- Ты думаешь, она съела что-то плохое. Быть может, ты и прав, - ответил генерал миролюбиво. В тот момент он подумал, что мальчишка - все же, еще почти совсем ребенок, хоть и нанайский - просто переживает из-за здоровья хозяйки. Вера всегда была так добра к нему - лично учила грамоте, а по весне хотела крестить.

В тот момент безмолвный монолог Гидки совершенно не показался важным. Но, как только дух Веры покинул тело, он снова и снова мелькал в голове.

Гидка хотел сказать, что Вера отравилась... А если мальчишка что-то знал? Сейчас бы Софийский с удовольствием допросил его. Но, увы, придется повременить: нанайка слыл хорошим следопытом, и Петр увез его с собой.

Впрочем, Софийский мог получить ответ на мучающий вопрос, не дожидаясь ни Гидки, ни Черноконя. Кощунственная идея, которую он поначалу с ужасом отвергал, теперь уверенно шла к победе.

Конечно, никакие отвратительные действия не воскресят Веру. Однако кто знает, что они откроют?

Софийский не хотел загадывать наперед, однако интуиция, благодаря которой он всего лишь охромел, а не улегся в землю, обманывала редко. Сейчас она шептала, что он на верном пути - и пусть себе в городе судачат.

Генерал-губернатор поднес руку к колокольчику, однако не успел прозвонить: прислуга явилась сама.

- Сергей Федорович, к вам пришли господин Романов.

- Проводи в кабинет, - отвечал Софийский. - А как проводишь - сразу иди в управу и приведи ко мне фельдшера. И всем передай, чтобы хозяйку не трогали!

***

Светало. Вздохнув, измученный фельдшер принял на грудь стопку для бодрости.

- Никак пошутить изволил господин Деникин - с него станется...

Чувашевский и не пытался приходить в сознание.

Сменив пропитанную кровью повязку на голове больного, фельдшер скатал марлю с его руки. Черные кляксы, оставленные морозом, расползлись все дальше, а те участки, которые сперва казались целыми, успели покрыться волдырями. Похоже, больше тянуть не стоило, но фельдшер не был уверен, что сумеет верно провести операцию. Живой - это все же совсем не то, что мертвый.

Может, пустить ему кровь, как давеча - супруге генерал-губернатора? Любопытно, помогло ли ей лечение.

Оголив руку учителя выше локтя, фельдшер сделал точный надрез. Кровь тонкой струйкой потекла в предусмотрительно подставленную посудину, но учитель не издал не звука.

- Записывай каждое слово, говорят. Ха! - фельдшер принял еще стопку, поглядывая на соседние столы.

Время шло, а ему все никак не позволяли приступить к детальному осмотру тех двоих, кто лежал там, и уже, откровенно говоря, принимал все худшую форму.

Неизвестно, получится ли теперь вообще увидеть что-либо примечательное, за исключением тех явных следов, что заметны любому.

Впрочем, воспользовавшись уходом назойливой и дотошной парочки - господина Деникина и Ершова - фельдшер все же бегло осмотрел тела и заметил интересные вещи.

Голову полицмейстера почти полностью отделили от тела, но точно не единым ударом топора. Ее отпиливали - но по каким-то причинам не довершили начатое. Предмет был острым, и, без сомнения, довольно большим. Фельдшер предположил бы, что убийца воспользовался чем-то наподобие охотничьего ножа. Такого, как те, которыми нанаи так ловко разделывают даже крупную добычу, перепиливая не только хрящи и сухожилия, но и кости. Страшная рана сразу бросалась в глаза, но чуть ниже нее, сбоку, имелся и другой порез. Быстрый и точный, он, похоже рассек яремную вену... И нанесло его другое оружие: тоже нож - никаких зазубрин на коже - но гораздо более длинный и тонкий.

Именно этот удар - вероятно, исподтишка - и мог стать смертельным. И уже потом кто-то попытался отделить голову от тела. Может быть, для того, чтобы вовсе ее уничтожить в попытках спрятать злодейство. На такое бывали способны и пьяные поселенцы. Только они пользовались совсем иным инструментом и вовсе не отличались точностью.

След тонкого ножа выглядел совсем нетипичным. Прежде фельдшер ни разу не встречал на убитых в этих краях подобных порезов, однако точно такие же отметины имелись и на второй жертве - растерзанной госпоже Вагнер. Впрочем, общая картина тут была совсем другая: в ее случае удары хаотично наносились в живот. Убийца как будто находился в приступе ярости. В результате несчастная Наталья Павловна, вероятно, приняла мучительную смерть от потери крови.

И кто знает, что еще бы смог увидеть фельдшер, если бы не наказ господина Деникина - неотступно следить за учителем? Между тем, с ним все было и так предельно понятно: кто-то ударил его сзади по голове тяжелым предметом - скорее всего, поленом или обухом топора. А потом он просто замерз в лесу.