Александр Коренюгин - Дядя Ген и Барби

«Чудной мужик, — отметил вслух Алексей, — так это он за кукол так переживал? Куклы дешевенькие, ширпотребовские. Единственная кукла в центре коллекции стоит какие-то деньги, да и то мелкие. Кажется, ее зовут Барби. И девочка с фотографии рядом с импортной куклой сама напоминает куклу. Настоящая кокетка — при шляпке и с сережечками в ушах. Красивый ребенок. И фотография студийная! Вот она-то, наверное, и есть внучка или дочь Геннадия Ивановича. Тогда все остальные фото и матрешки собраны в подарок этой малышке или в ее честь».

Алексей по привычке вынул из кармана свой фотоаппарат и несколько раз щелкнул кукольную коллекцию.

Геннадий Иванович первым зашел в открытую квартиру, заглянул в спальню, облегченно вздохнул, и замкнул дверь на замок. И только потом, вспотевший от пережитого страха за свое имущество, вышел к спасателям на лестничную площадку и написал расписку. Затем торопливо шмыгнул в свою квартиру и захлопнул дверь. Даже спасибо забыл сказать!

На улице Марик, самый шумный и нетерпеливый из их команды, не скрывая возмущения, громко сказал:

— И это вместо спасибо! Когда ты, командир, открыл дверь, этот шарик так меня толкнул, что я от неожиданности в стену врезался. Боялся, что я вместе с ним в квартиру зайду. Ты, командир, заметил в этой каморе шедевры искусства или сейфы с денежной наличностью?

— Обычное, бедное жилье, — ответил негромко Алексей, — мне показалось, что у человека с психикой не все в порядке. Не обижайся. Ведь мы не барышни кисейные, а спасатели. И работаем не за спасибо, а за совесть.

Тем и закончился тот вызов.

«Теперь вспоминаем второй вызов в эту же квартиру, уже с мертвым хозяином внутри, — анализировал Алексей, — я проник в квартиру снова через балкон. Дверь балконную взламывал. Эта разница несущественна. Хотя почему? Пархомов балконную дверь держал всегда открытой, потому, что в спальне отчетливый запах сырости. Хрущевка, она и есть хрущевка! Швы протекают, стены промерзают! А дверь была закрыта, значит, ее закрыли убийцы. И, наверное, могли там оставить отпечатки пальцев. Запомнить! На следствии можно попросить восполнить этот пробел. Затем я снова сфотографировал коллекцию кукол. Стоп! На средней полке, где раньше сидела импортная Барби, было пустое место. Кукла Барби и студийная фотография девочки, ранее стоявшая рядом с куклой, исчезли».

Алексей включил компьютер и вывел на монитор обе фотографии кукольной коллекции, выполненные при живом и мертвом педофиле. Память его не подвела, на второй фотографии вместо куклы Барби было четко очерченное пылью пятно. Он пересчитал кукольную коллекцию сначала на первой фотографии, а затем на второй. На первой фотографии на одну куклу было больше. Алексей захлопнул крышку компьютера и улегся спать.

Утром за завтраком Николай Андреевич предложил сыну:

— Ну, что, может пора отпустить все на самотек? Пусть Пантюхов, если сможет, то предъявляет обвинение. Мы нанимаем адвоката и разваливаем дело: материалов и свидетелей у нас хватает. И кроме всего, исчез мотив. Нашу Марусю непросто изнасиловать, девочка смелая и решительная.

— Нет, папа! Дело, конечно можно будет развалить, но в этом случае все равно остаются подозрения и недомолвки. Начнутся в городе и интернете обсуждения, что Мазуровы вышли сухими из воды благодаря своим погонам. Нет, этого не должно случиться! Будем продолжать поиски убийцы педофила. Хотя, если говорить правду, то мне этот педофил стал омерзителен, как плевок на асфальте. Мы с ребятами за эти дни прошли через такую грязь! И все это вонючее дерьмо от жизнедеятельности одного единственного педофила. А сколько их еще прячется по теплым местам?

— У тебя есть какие-то конкретные планы или хотя бы новые мысли?

— Да, есть! С абсолютной точностью я могу утверждать, что девочек было не восемьдесят четыре, а восемьдесят пять! Одна кукла и фотография девочки перед убийством педофила или сразу после него, исчезли. Кукла Барби, единственная в коллекции, и студийная фотография хорошо одетой, маленькой девочки, лет четырех или пяти. Вот с этой пропавшей куклы и нужно было начинать расследование.

— Тебе фотографии коллекции это подтвердили?

— Да. Кроме одной куклы, в остальном они идентичны. Куклу забрали, и осталось пустое место. Я почти убежден, что эта девочка к детскому саду «Фиалка» никакого отношения не имеет! Если сумею раздобыть ее фотографию, то тогда покажу в «Фиалке». Но это потом. А пока я намерен покопаться в жизни Пархомова до его работы в детском саду. Есть еще одна маленькая деталь, на которую никто не обратил внимание: Пархомов всегда представлялся военным пенсионером. Ты, папа, через нашу службу безопасности попробуй запросить в военных архивах досье на военного пенсионера Пархомова. Внешне на военного пенсионера он не очень-то похож. Возможно, крутился возле каких-нибудь складов.

— Что ты хочешь в досье узнать?

— Будет досье — появятся и вопросы. В основном меня будет интересовать круг общения Пархомова в годы службы в армии. Мне кажется, что девочка — это и есть первая жертва Пархомова. С нее все началось. А Барби и фотографию девочки мог забрать только заказчик убийства педофила. Ведь рассказывала соседка Пархомова, что перед смертью в квартиру к Пархомову ворвался мужчина в дорогом костюме и, снова-таки, военной выправки.

Досье на Пархомова службе безопасности управления МЧС удалось получить в этот же день. Из скупых записей его послужного списка следовало, что вся его военная служба прошла в должности ординарца для исполнения личных хозяйственных поручений начальника военного училища. И самое главное — общевойсковое училище, которым командовал генерал-майор Литин Василий Ильич, во времена, когда в нем служил сержант-срочник Пархомов Геннадий Иванович, дислоцировалось в городе Заревске. Вернее в военном городке, в пяти километрах от города.

Официально получить досье на генерал-майора Литина не получилось. Папки с личными делами высших офицерских чинов имели гриф «секретно». При большой надобности, конечно, можно было бы и эту папку рассекретить, но пока нужды в этом не было. О семье генерала многое могли рассказать жители военного городка, а вернее — старожилы.

Само училище в девяностые годы расформировали, но в жилых домах продолжали жить люди, которые могли раньше служить или работать по найму в военном училище, и помнить семью генерала.

Военный городок уже давно стал гражданской жилой зоной пригорода Заревска. Возле домов стояли такие же скамеечки, и на них обсуждали крупномасштабные мировые проблемы такие же старушки, как и в городе.

Семью генерала в военном городке не только помнили, но продолжали уважать. Сам генерал был человеком строгим, но справедливым и порядочным. На его суд не стеснялись выносить не только служебные склоки и дрязги, но и семейные неурядицы. Генеральша, Валентина Захаровна, была под стать мужу — всегда строга, суха, в сереньком костюмчике с белой блузкой. Она не сидела дома с домашним хозяйством, работала — читала в училище теорию научного коммунизма. Даже, кроме воинского звания, имела ученую степень.