Ольга Ракитина - Гувернантка

— А экстракт?

— Ваша жена, Вадим Данилович, часом не высаживает мак на даче? — спросил в свою очередь Шумилов.

— Высаживает. Представьте себе, прямо перед домом. Она очень любит этот цветок.

— Считайте, что и у Вас есть экстракт опийного мака. Его очень просто получить, делая надрезы на коробочке.

— В самом деле? — искренне изумился Шидловский.

— Представьте себе. Затем из этого экстракта можно восстановить кристаллический морфий. Судя по всему, Николаю Прознанскому это удалось. Во всяком случае, в доме появилось значительное количество морфия, о котором родители покойного юноши ничего не знали. Либо делали вид, что не знали. Мы можем быть уверены в том, что Николай был отравлен не тем морфием, который от него спрятал отец.

— По крайней мере это снимает подозрения с отца, — выдохнул Шидловский.

— Боюсь, это слишком категоричное утверждение, — заметил Шумилов и замолчал, давая время своему шефу обдумать услышанное.

— Хорошо, — перескочил на другое Шидловский, видимо, недовольный последним замечанием подчиненного, — Подумаем над другим вопросом: почему Николай был отравлен мышьяком в то время, как в доме находился цианид, яд во всех смыслах более быстрый и эффективный?

— Позвольте, я закончу с химическими записями покойного, — предложил Шумилов, — А то мы потеряем тему.

— Да-да, извините, Алексей Иванович, продолжайте…

— Помимо очистки морфия покойного Николая Прознанского интересовало получение взрывчатых веществ. Об этом свидетельствуют его записи. Однако, из тех записей видно, что он не предпринимал практических шагов по их получению. Его экскурсы в данную тему носили умозрительный характер.

Шидловский даже в лице переменился:

— Что он, в самом деле, бомбы что ли собирался снаряжать?

— Помимо морфия, Николай Прознанский изучал свойства минеральных ядов — мышьяка и сурьмы. Мышьяком он даже травил мелкую живность — птичек и ежей, которых специально для этого покупал на Сенной площади. Вместе с тем, должен отметить, что ни мышьяка, ни сурьмы среди химикатов Прознанского не найдено. Можно предполагать, что их запасы либо закончились, либо были выброшены, либо… — Шумилов примолк.

— Либо не найдены нами, — мрачно закончил его мысль Шидловский, — Да-а, Алексей Иванович, эко все как поворачивается. Скверно дело оборачивается.

— Да уж, Вадим Данилович, чем дальше в лес…

— Ну, а почему убийца не воспользовался цианистым кальцием, можешь предположить?

— Могу, Вадим Данилович. Потому что в случае использования цианида следствию легко будет установить момент смерти.

— Вот именно, — Шидловский аж даже ладонью прихлопнул по столу, — Цианид себя моментально проявит, убьёт жертву меньше, чем за минуту. А морфий часом раньше, часом позже, никто и не хватится, уснул человек — и все. Убийца на другой конец города уедет и только руками разведет, дескать, не было меня тогда на месте преступления. А в нашем случае кого не было на месте преступления в момент обнаружения трупа?

Шумилов понял к чему клонил начальник и промолчал.

— Правильно, — закончил свою мысль Шидловский, — Француженки не было. Вечером она уходила и Николай был жив-здоров, с папенькой попрощался перед сном, маменьку поцеловал. А утром труп в кровати, да только француженка вроде как ни при чем получается.

— Боюсь, это преждевременное суждение, Вадим Данилович.

— Да я тоже боюсь. Я ничего не утверждаю пока, просто рассуждаю на заданную тему.

Шумилов рассказал помощнику окружного прокурора о своем разговоре с швейцаром Сабанеевым. Это событие повернуло беседу в новое русло.

— Если сотрудники Третьего отделения охраняют дом и придомовую территорию, то мы можем быть уверены, что бесконтрольное проникновение случайного человека в квартиру Прознанских маловероятно, почти невозможно, — заключил Шидловский, — Вы хорошо знаете, что целая категория преступников орудует в богатых домах под видом прислуги гостей, посещающих жильцов. Я уже не говорю о комнатных ворах, которые являются под видом посыльных. Мы опять приходим к тому, что заключили ранее: отравление Николая Прознанского — дело рук близкого к семье лица, кого-то, кто имел вполне благовидный повод для посещения больного.

Помощник окружного прокурора примолк на некоторое время, затем продолжил:

— Алексей Иванович, порасспросите-ка приятелей покойного о его жизни, особо обращайте внимание на все, что касается пресловутой радикальной организации. Кстати, я был в канцелярии градоначальника, привез анонимку. В ней речь идет о том, что неизвестная группа «нигилистически настроенных молодых людей» с непонятной пока целью экспериментирует с ядами и предпринимает попытки их производства. Теперь оказывается, что у Прознанских действительно дом полон ядами, а покойный Николай сумел получить кристаллический морфий. Кроме того, исследовал мышьяк. А на очереди был, похоже, калий циан. Чем черт не шутит…

Вадим Данилыч извлек из жилетного кармана часы на массивной цепочке. Щелкнула крышка, раздался мелодичный звон крошечного механизма.

— Ну, вот, и домой пора. Приходите, Алексей Иванович, поработать завтра, — со стороны начальника это уже была шутка.

Впрочем, по мнению Шумилова, рабочий день был ещё не окончен. Он уже знал, что Владимир Соловко, друг покойного Николая Прознанского, и ротмистр Бергер, адъютант отца, живут неподалеку от него, на Малой Морской. К ним вполне можно было заглянуть по пути домой. Задача облегчалась еще и тем, Бергер и Соловко были соседями, их дома располагались буквально в квартале друг от друга. Даже если одного из них не оказалось бы дома, велик был шанс поговорить со вторым. «Начну с Соловко», — решил Алексей Иванович. Очевидно было, что студент-первокурсник окажется более «лёгким» свидетелем, чем ротмистр жандармской службы.

Удача сопуствовала Шумилову: Владимир Соловко оказался дома. Важный камердинер проводил Алексея Ивановича в роскошный то ли кабинет то ли будуар с массивным письменным столом, книжными шкафами по стенам, бронзовыми канделябрами в 20 свечей. Толстый персидский ковёр на полу, портрет генерала в мундире николаевской эпохи над камином («Папа или дедушка?» — механически подумал Шумилов) дополняли обстановку. Но впечатление банкирской солидности несколько портили широкая оттоманка в углу комнаты и стоявшие подле неё шеренгой разномастные кальяны.

Встретивший Шумилова молодой человек вальяжно предложил ему сигары, коньяк. Несмотря на антураж изысканности и бьющей в глаза роскоши, у Шумилова возникло какое-то странное ощущение искусственности происходящего. Дело в том, что облик Владимира Соловко несколько не вязался с интерьером. Конечно, молодой человек был безукоризненно одет и смотрелся франтом, костюм от дорого портного ему весьма шёл, а белый атласный галстук был безупречно отглажен и повязан со всевозможной тщательностью, но… Владимир был слишком молод, слишком тонок в талии, слишком порывист и слишком, напоказ, богат. В этом чувствовался некий дурной тон. «Верно, недавно получил в наследство и этот кабинет, и состояние. Книжные стеллажи ему не нужны, а вот оттоманку с кальянами приказал перенести в кабинет немедля», — подумал Шумилов.