Ольга Ракитина - Гувернантка

Шумилов и Хартулари встретились в Летнем саду на том же месте, где расстались.

— Я должен Вас поблагодарить, — начал адвокат, — С Вашей помощью, полагаю, мне удастся отбить обвинение.

— Благодарить рано. Сказанное ещё только предстоит сделать, — ответил Алексей Иванович.

— Я виделся с доктором Николаевским. Вы знаете, это честный человек. Он очень тяготился сложившейся ситуацией. Мне показалось, он даже обрадовался, что его тайна известна мне. Не беспокойтесь, он не знает источника моей осведомленности, — поспешил успокоить Шумилова адвокат.

— Ваша таинственность, боюсь, мало мне поможет. Шидловский поймет от кого произошла утечка. Скажу дальше больше: если он прямо меня спросит, я прямо ему и отвечу как есть. Молчать не стану. Вы лучше скажите, с Вашей стороны осечки не будет?

— Не будет, — тон Хартулари был уверенный и даже довольный, — Им придется её отпустить. Мы докажем её полную непричастность к смерти воспитанника.

— Вы отведёте экспертизу? — попробовал угадать Шумилов, — Я бы действовал именно так. Чтобы наверняка. Без экспертизы не может быть обвинительного приговора.

— Я пока не уверен в том, как буду действовать, — уклончиво ответил Хартулари, — Боюсь, Алексей Иванович, отвод экспертизы будет слишком банален. Кроме того, всегда в подобных случаях остается осадок — дескать, освобождение состоялось не силу невиновности обвиняемого, а потому лишь, что формальное нарушение процедуры помогло защите. И тот же Шидловский будет на всех углах проклинать Ваше имя и твердить, что если б не поспешность доктора, то уж порок точно бы был поражён в самое сердце. В дураках останетесь Вы и Николаевский, а Шидловский с полковником Прознанским останутся в белых фраках «чище снега альпийских вершин», как сказал Некрасов. Нет, тут надо шваркнуть от души, так чтобы Вадима Даниловича раздавить всмятку.

Это просторечное «шваркнуть», так неподходящее облику рафинированного адвоката, ярко показало кипевшее в нем негодование.

— Я склоняюсь к мысли, — продолжал Хартулари, — вызвать доктора в качестве свидетеля защиты. Каково?

— Это будет неприятным сюрпризом для Шидловского. Полагаю, он даже схватится за сердце.

— Очень на это надеюсь, — адвокат кивнул, — доктор Николаевский добропорядочный человек, он не станет лгать под присягой и расскажет о фимозе. Тогда всем станет ясно, что эти разговоры о связи Жюжеван с воспитанником яйца выеденного не стоят. Но и это еще не всё! — продолжал адвокат, — Я подробно расспросил доктора, с пристрастием, — Хартулари улыбнулся, — И прелюбопытную, знаете ли, подробность он поведал, такую, которая вконец освобождает нашу подзащитную от любых подозрений.

— И что же это?

Хартулари переждал минутуку, пока мимо скамейки проходила бонна с двумя маленькими девочками, так и порывавшимися залезть в громадную кучу опавшей листвы. Константин Федорович проводил их взглядом.

— Утром, в день смерти, когда доктор явился к Прознанским, он застал тело покойного еще теплым! Вы понимаете что это значит? Что смерть наступила сравнительно недавно. Горничной Яковлева рассказывала о том, что она в седьмом часу утра слышала чирканье спички в комнате Николая, выходит, она не врала.

— Я тоже думаю, что не врала, — согласился Шумилов, — Только больше от неё никто этих показаний не услышит. Думаю, полковник Прознанский провёл со свидетелем необходимую работу и Матрёна живо все забыла.

— Я даже не сомневаюсь, что она всё забыла, — согласился Хартулари, — но сейчас речь не об этом. Получается, что смерть Николая Прознанского действительно наступила около семи часов утра, примерно за полтора часа до момента, когда это обнаружила мать покойного. Если бы яд действительно давала Жюжеван накануне вечером, то к моменту приезда Николаевского тело молодого человека было бы не только холодным, но и уже окоченевшим.

— Свидетельство Николаевского подводит нас к однозначному выводу: убийства не было. — заключил Шумилов.

— Да, да, Алексей Иванович, получается, что Николай Прознанский покончил с собой. Знаете, есть самоубийцы поневоле, так сказать. Это когда у человека просто нет другого выхода: или тяжкая неизлечимая болезнь, или безвыходная жизненная ситуация, угроза позора, потери чести, плена, наконец. А тут другое. Тут сильнейшая юношеская депрессия, вызванная ощущением одиночества и непризнанности. Да еще эта болезнь вкупе с фиаско на любовном поприще — все это сыграло роль.

— Я бы иначе сказал. Николай Прознанский — самоубийца из мести, мести близким, так сказать, — добавил Шумилов, — Но он, хитрец, он всё устроил, чтобы придать видимость, будто с ним расправилась мифическая радикальная группировка. Он и письмецо настрочил в канцелярию градоначальника загодя. Чтобы потом, когда начнется розыск, это обстоятельство подкрепило его вымысел. Он и папиросы отравил. Он рассчитывал всех запутать. Дабы папа и мама, заламывая руки, скорбели о нем! Да чтобы Верочка Пожалостина сокрушалась, ах, каким романтичным был Николай Прознанский, в какую загадочную интригу он попал, а я-то и не распознала в нём человека незаурядной судьбы! Тьфу, противно! Заварил кашу, сопляк, и теперь невиновный человек который уже месяц находится в тюрьме.

— Не думаю, что Николай Прознанский специально хотел навести подозрение на Жюжеван, просто так вышло.

— Разумеется, — согласился Шумилов, — подозрение на неё навели Дмитрий Павлович и Софья Платоновна. Полагаю, сынок был бы страшно возмущён, если бы узнал во что трансформировался его глубокомысленный замысел. Он-то думал о карбонариях, о заговорах, о ядах, о том, как высшая полиция по всем углам Империи бросится трясти политических преступников. А вместо этого папа с мамой состряпали пошлый сюжет с гувернанткой в главной роли. Ожидалась трагическая рыцарская баллада, а получилась какая-то пошлейшая песнь менестреля!

Они поговорили еще немного. Но разговор на отвлеченные темы не вязался: каждый думал о предстоящем деле. Пожимая на прощание руки, Хартулари сказал задумчиво:

— Зло часто побеждает. Но не в этот раз. Ибо нравственный закон — это не абстракция, это то, что даёт силы правому человеку быть правым.

Настало 6 ноября, день суда. С раннего утра Алексей Иванович явился на службу для завершения последних приготовлений. Накануне он лично объехал свидетелей обвинения, заявленных для представления перед судом присяжных. Все были в городе, никто не заболел, не заявил об отказе выступить в суде. Шидловский расписал очерёдность их допросов на заседаниях, благодаря чему перед жюри присяжных должна была развернуться яркая картина нравственного падения уважаемой дотоле женщины под пагубным влиянием аморальной связи и необузданной ревности. И результатом этого безудержного падения явилась трагическая гибель прекрасного молодого человека, только вступавшего в жизнь.