Ольга Ракитина - Гувернантка

Потому что Хартулари вызвал в качестве свидетеля защиты доктора Николаевского. Шидловский, видимо, почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, поскольку обвинитель неожиданно повёл себя совсем не так, как должен был; помощник прокурора встрепенулся, поднял взгляд на судью и невпопад сказал:

— Вся медицинская документация представлена и может быть обсуждаема экспертами… и какой резон обращаться к врачу, ведь… если вопрос был рассмотрен ещё вчера?

Сумбурная фраза явно не была заготовлена заранее и то, как Шидловский состругал её из неоконченных предложений, с очевидностью продемонстрировало его растерянность.

— Адвокат имеет право заявлять любого свидетеля, — кратко обронил Кони.

Николаевский занял свидетельское место и Хартулари сначала бегло расспросил его об образовании, стаже работы, времени знакомства с семьей Прознанских. Николай Ильич поначалу заметно волновался, с опаской посматривал в сторону стола обвинителей, затем понемногу успокоился и заговорил ровно.

— Скажите, Николай Ильич, — перешёл к существенной части допроса Хартулари, — а Николай Прознанский был вообще-то здоровым юношей?

— Да, в целом так можно сказать.

— А в частности? Он имел дефекты, способные повлиять на его половую сферу?

— Да, Николай Дмитриевич страдал фимозом, это врожденный дефект детородного органа, препятствовавший его интимному сближению.

— Объясните, пожалуйста, в чём это выражалось.

— Короткая уздечка полового органа не позволяла обнажиться его головке при эрекции. Из-за натяжения кожи возникала сильная боль, которая приводила к спаду возбуждения и исчезновению эрекции. Иногда всё же происходило принудительное обнажение головки детородного органа, но в этом случае она оказывалась пережатой слишком узкой крайней плотью и начинался застой крови, чрезвычайно болезненный и, в принципе, опасный.

— Почему опасный?

— Из-за застоя крови возникала угроза омертвения головки детородного органа. Кроме того, попытки заправить головку под крайнюю плоть могли привести к надрывам кожи, чреватым внесением заражения в ранки. Это очень нежные места, травматичные, — пояснил Николаевский.

Шумилов наблюдал за Шидловским. Тот сидел как истукан, боясь шелохнуться. И что же творилось в его голове в эти минуты?

— Медицина может помочь при фимозе? — спросил Хартулари.

— Есть операции, устраняющие этот дефект. Например, рассечение уздечки, либо обрезание крайней плоти.

— Как у иудеев?

— Именно, как у иудеев, мусульман. Только в данном случае операция эта совершается не по требованиям религиозного закона, а по медицинским показаниям.

— Может быть, в данном случае какая-то из этих операций была все же произведена?

— Нет. Я предлагал, но Николай Дмитриевич боялся операции. Рядом с уздечкой у него проходила большая вена, он боялся, что из-за ошибки хирурга произойдет её повреждение и он останется калекой. Очень переживал по этому поводу и никаких доводов не хотел слышать.

— Он сильно переживал из-за фимоза?

— Да, очень сильно. Он ведь был сильным молодым человеком, по большому счету здоровым. Кровь так и играла. Вы можете представить, каково это, терпеть такого ограничение?

— Ну, монахи же терпят плотские ограничения, — заметил Хартулари.

— Монахи для облегчения зова плоти постятся. И их эрекция не сопровождается болью. И потом, семнадцатилетнему юноше ведь не скажешь: будь монахом, правда? — весьма здраво возразил Николай Ильич.

— Может быть, всё же Николай Прознанский мог провести половой акт в какой-то ограниченной или особой форме?

— Нет, при той форме фимоза, которая была у него — категорически нет.

— Может быть, при помощи руки это было возможно?

— Я Вам повторяю: он фактически не мог терпеть эрекцию, какой уж тут половой акт!

Хартулари помолчал, прошёлся по перед своим столом, потом извлёк из бумаг исписанный лист бумаги:

— Николай Ильич, я прочитаю Вам выдержку из дневника Николая Прознанского, объясните присяжным заседателям о чём пишет автор.

Адвокат прочёл тот фрагмент дневника, в котором Николай описывал посещение публичного дома.

— Это как раз тот момент, когда Николай имел возможность осуществить половой акт. Из текста можно заключить, что он пытался контролировать возбуждение и не доводить дело до эрекции, но не справился с этим. Это вызвало самые неприятные для него переживания. Как Вы сами можете заключить, он не испытал никаких положительных переживаний.

— Что ж, спасибо за исчерпывающие ответы. Пожалуй, последнее: родители Николая Прознанского знали о недуге сына?

— Да, разумеется. Конечно же, переживали, думали как помочь.

— Конечно, — механически повторил Хартулари, — а помощник окружного прокурора, присутствующий в этом зале, был проинформирован Вами?

— Да, разумеется, — с готовностью кивнул Николаевский, — я поставил его в известность.

Хартулари неожиданно повернулся к Шидловскому, в два шага подошёл к столу обвинения и наклонился над ним. В эту секунду маленький худенький адвокат нависал над тучным помощником прокурора, сидевшем на стуле и немо таращившемся на него. Хартулари посмотрел прямо в глаза Шидловскому и неожиданно-зычным голосом спросил:

— Так что же Вы, Вадим Данилович, комедию здесь ломаете?!

— Шта-а-а?!! — заревел Шидловский; он был в страшном гневе и, казалось, сейчас пустит в ход кулаки, — Эти дешёвые адвокатские трюки… эти клоунские ужимки… эти мизансцены… я с самого начала знал, что нам представят дурную постановку и не ошибся!

Но тут Кони стукнул молоточком. Судья был мрачен и не расположен к сантиментам. В отличие от обвинителя, Кони всё понял…

— Представители сторон, подойдите ко мне! — сказал он тихо, — Последний обмен репликами стенографу в протокол не заносить!

Все трое — судья, прокурор и защитник — склонив головы («ну, прямо три грации», — подумал не без иронии Шумилов) о чём-то зашептались. О чём они разговаривали догадаться было довольно трудно, лишь изредка из невнятного бормотания вычленялись отдельные слова: «обвинение уничтожено»…«отозвать и извиниться»…«осталось посыпать голову пеплом»…«скажите, что это ложь, и я ещё раз раздавлю Вас в открытом заседании». Наконец, Кони выпрямился в своём кресле и вторично ударил молоточком.

— Перевыв на час. После перерыва заседание продолжится в прежнем режиме!

Стало быть, по-быстрому договориться не получилось. Судья решил увести представителей сторон в свой кабинет, чтобы там найти приемлемую форму соглашения.

Но договориться им не пришлось. Шидловский отсутствовал ровно час и вернулся в зал судебных заседаний мрачнее тучи. Он прошёл на своё место за столом по правую руку от судьи, молча уселся и какое-то время тупо смотрел перед собой. Потом обернулся к Шумилову, сидевшему сзади.