Марк Арно - Детектив Франции 06. Осечка на газе. Огонь и кровь. Его высочество Хандрит. Убийство в спальном вагоне

Рене Кабур не слышал, как сзади него открылась дверь туалета. И в тот самый момент, когда он, стоя в расстегнутом пальто, склонился над потрескавшимся грязным умывальником, поливая из крана лицо и волосы холодной водой, на его голову, чуть пониже затылка обрушился страшной силы удар. Выстрела он не услышал, не заметил и пламени, даже не увидел кого-либо в пустом туалете. Прошло уже четверть часа, как кончился перерыв.

Сначала Кабура качнуло к зеркалу, висевшему над умывальником, и он не понял, отчего лицо его вдруг приблизилось к нему. Еще не испытывая боли, он продолжал думать, что расскажет завтра. Затем пошатнулся, и галстук попал под струю воды. Да, он все скажет им. Как она наклонилась, после чего он и сделал это. Нет, не облапил, ничего такого, что, вероятно, следовало бы проделать. И пока голова его медленно погружалась в раковину, а сам он уже почти опустился на колени, его охватило чувство восхитительной надежды. Да, он положил ей руку на плечо, на ее плечо. Ему показалось, что это единственная во всем мире женщина, способная его понять. Однако та резко развернулась, как боксер, увидевший открывшегося противника, быть может, чтобы посмеяться над ним. Но по лицу его поняла, что все куда серьезнее, и прочла в его глазах, вероятно, нечто такое, отчего взвилась и закричала.

Кабур медленно осел на пол. Лицо его было мокрым, глаза закрыты. Еще повторяя про себя — да, моя рука была на ее плече, он снова подумал: что же такое прочла она в моих глазах, отчего ей стало так нестерпимо страшно? Но еще раньше, чем все понял, его мертвое тело распростерлось на плитках туалета.

Жоржетта Тома улыбалась на фотографии лучезарной улыбкой. В тот день на ней был пиджак или пальто с белым меховым воротником. Волосы, обрамлявшие ясноглазое лицо, казались еще красивее и темнее. Наверное, она любила свои волосы и проводила немало времени, расчесывая их и по-разному укладывая. Она любила все, что подчеркивало красоту ее волос, и поэтому, видимо, в ее гардеробе было столько белых вещей.

Стоя в нижнем белье и пижамных брюках, Антуан-Пьер-Эмиль Грацциано, или попросту Грацци, подумал, что патрон, наверное, прав, утверждая, что такая красивая девушка могла стать жертвой преступления по страсти и что, кто знает, может быть, виновник убийства уже хнычет где-нибудь в районном комиссариате полиции.

Он положил фотографию в свой бумажник из красной кожи, купленный три года назад, и с минуту сидел, подперев голову, за столом на кухне перед окном. Прежде чем поставить кофейник на газовую плиту, находившуюся на расстоянии вытянутой руки, он раздвинул цветные занавески, и в комнату проник свет воскресного дня, похожего на любой другой день недели. Грацци увидел сероватое небо, которое явно не ведало его забот.

На редкой траве улицы, там, где было так называемое «зеленое пространство», у самого дома ночь оставила первый в этом году иней. Грацци, собиравшийся отвести днем сына в зоопарк в Венсенне, не очень сожалел, что не сможет этого сделать. Он постарается приехать к обеду домой, взяв для этого машину Уголовного розыска, и поиграет с Дино, пока тот не отправится спать после обеда.

Засвистел итальянский кофейник. Он протянул руку и погасил газ. Не вставая, наполнил одну из двух чашек, стоявших перед ним, ощутив теплоту поднимавшегося вверх пара.

Потягивая кофе без сахара, Грацци вспомнил свой вчерашний вечерний доклад, квартирку на улице Дюперре — маленькую, хорошо обставленную, чистенькую. Было в ней что-то приторное, присущее квартирам одиноких женщин. Вспомнились и самоуверенные советы Таркэна, его патрона. Первое попытаться влезть в шкуру красотки, узнать ее лучше, чем сама себя знала, стать ее двойником и все такое. «Понять изнутри, если тебе понятно, что я хочу сказать».

Это как раз было яснее ясного. И другой инспектор, Малле, настолько хорошо себе представил Грацци в образе Жоржетты Тома, что гоготал, как ненормальный, когда они прощались. Около 8.30 он сказал ему в коридоре «чао, киска» и пожелал всяческих удовольствий с любовниками. Потому что всем уже представлялось доказанным, что их у женщины было множество. Помимо своей воли еще в кабинете патрона Грацци тоже стал думать, что она действительно меняла их, как белье. У нее было много хорошего белья с монограммой в виде маленькой красной буквочки «Ж», как это делают в пансионах. Монограммы были на изнанке комбинаций, на трусиках, лифчиках и даже на носовых платках. Целых три ящика белья. Белый нейлон и кружева, помявшиеся во время обыска, были такие нежные, что тощий Грацци почувствовал себя грубым мужланом. Изящная красная буква красовалась на всех вещах.

В семь часов вечера, стоя перед патроном и остальными, Грацци говорил, с трудом подбирая слова. Точнее, пытаясь хоть что-то выудить из своей книжечки. А потом сделал не совсем свое заключение. Тогда, в доме убитой на улице Дюперре, Габер, сопровождавший его, роясь в ящиках, заметил, что раз девица была красива (а он как раз находился под впечатлением адресованных ей писем и того, что прикасался к ее юбкам), значит, она «не скучала».

В жизни убитой было трое мужчин, вернее, четверо, включая мужа, которого она не видела уже несколько месяцев. Продавец машин Арро, явившийся на Кэ около шести часов, выглядел растерянно и жалко. Некий Боб или как его еще? — обучавшийся чему-то, должен был прийти днем. Был еще парень с пятого этажа на улице Дюперре, студент, которого, по-видимому, обожала консьержка.

Из этих троих с определенностью можно было назвать ее любовником только первого. Это был высокий мужчина, немного отечный, вялый, занимавшийся подновлением американских машин в гараже у Порт-Майо. Вопреки ожиданиям, никакого досье на него не было. Он признал, запинаясь и поправляя себя, что да, конечно, они некоторое время были вместе, понизив при этом голос, ибо речь шла о мертвой, или потому, что теперь женился, и то была старая история.

Грацци продержал его минут двадцать. Противная рожа, но ни к чему не придерешься. Безупречное алиби на первые четыре дня октября и на субботу, когда было совершено убийство. Жена, которой он купил маленький «Фиат» новенький, а не по случаю, — Грацци уже не помнил, каким образом узнал об этом. Документы в порядке. Хорошо сшитый костюм. Начищенные ботинки. Бывший коммерческий директор парфюмерной фабрики. Там он и познакомился с Жоржеттой Тома, тогда еще по фамилии Ланж, служившей представительницей фирмы. Связь — в течение полугода до ее развода и два с половиной года потом («были когда-то вместе»). Ничего не знает. Никаких врагов и друзей не знает. Ничего понять не может. Огорчен за нее. Противная рожа.

Грацци налил кофе в другую чашку, положил туда два куска сахара и встал, потирая шею. Он услышал, как жена зашевелилась в постели.