Марк Арно - Детектив Франции 06. Осечка на газе. Огонь и кровь. Его высочество Хандрит. Убийство в спальном вагоне

Инспектор запустил пальцы в волосы, что являлось у него знаком глубокого раздумья.

— Итак, — произнес он, собрав всю свою выдержку, — каков был круг знакомств убитой?

— Ну, наконец, — отозвался Юбер. — Клеманс помешалась на одной цыганской семье, обосновавшейся здесь некоторое время назад.

— Корзинщики, — объяснила Катрин.

— У них довольно милые девочки, — с почти игривой улыбкой заметил Моржево.

— Я прошу тебя! — вмешался Жак.

— Простите его, — сказала Катрин. — Одна из девчонок ему не дается, и поэтому он злится…

— В любом случае, — продолжил проснувшийся дедушка, — поджег парень, а не цыганки!

— Какой парень?

— Поджигатель. Он уже отсидел раз за это. Поджег не помню что. Этих подонков слишком рано выпускают на свободу! А у этого еще и с головой не все в порядке.

— Как не в порядке? — спросил инспектор.

— Да нет, — воскликнула Катрин, — не будем преувеличивать. Он не ненормальный по-настоящему!

— Деревенский дурачок?

— Да нет, — опять сказала Катрин. — Это мальчик с несколько запоздалым развитием, скажем так. Он не слишком умен, но он безвреден.

Прежде чем продолжить, она бросила на мужа взгляд, смысл которого инспектор не понял.

— Он сирота. Вырос неизвестно где, ходил от одних к другим. Он просто несчастный ребенок.

— И потом, даже если он и поджег гараж, это еще не значит, что он ворвался к Клеманс и зарубил ее топором, — заключил Юбер, старавшийся показать свою беспристрастность.

Инспектор подозвал жандарма и тихо обменялся с ним несколькими словами.

— Ладно, — сказал он через некоторое время. — Так кто этот парень? Как его зовут?

Жак пожал плечами.

Дедушка громко закашлялся, а Юбер ответил, что не ведет досье на всех местных жителей.

Моржево притворился глухонемым.

Лишь Катрин ответила с той же очаровательной улыбкой:

— Его зовут Кристоф.

Его никто не заметил. Он пробежал через парк и затаился в зарослях рододендронов. Сейчас, когда толпа начала расходиться, он мог спокойно перелезть через решетку.

Он обошел дома по козьей тропе, все изгибы и неровности которой знал наизусть. Свежий ветер успокаивал его. С наслаждением вдыхая запах смолы, он поднялся на самое высокое место тропы, как раз над сосновым бором. В тени крон первых деревьев прятался небольшой лужок с тощей травой. На нем стояли кибитки.

Их было две. Первая — Виолетты. Она жила в ней одна, по крайней мере днем. Быстро проскочив мимо, он постучал в ставень второй кибитки.

Он стал глубоко дышать, чтобы унять сильное биение сердца.

Антуанетта решительным движением задвинула железным засовом ставни.

— Что там? — послышался из-под одеяла сонный голос Пажи.

— Не задавай вопросов! — ответила Антуанетта.

— Как ты разговариваешь с матерью? — проворчала Пажи.

— Замолчи! — энергично парировала Антуанетта. После ее «замолчи» говорить было бесполезно.

Пажи не решилась что-либо добавить, но тайком соскользнула с кровати и улеглась на пол кибитки.

— Я гашу свет? — спросила Антуанетта, наклонясь над керосиновой лампой, как бы собираясь задуть огонь.

— Нет! — закричала Пажи, ударившись коленом о швейную машинку.

И чтобы объяснить свое нежелание, она заговорила:

— Слышишь? А? Ты слышишь их? Уже два часа ночи! А тарарам как днем! Шлюха!.. Она теперь принимает гостей каждую ночь!

— Мы уже начинаем привыкать, так?.. Ну и что ты хочешь?

Пажи опасливо улыбнулась. Ей удалось подобраться к окну. Она протянула руку к засову.

— Не открывай!

— Почему?

— Потому!

— Кто там?

Едва слышный голос отчаянно позвал снаружи:

— Антуанетта!

— Я тебе сказала: не открывай, — повторила Антуанетта.

— Я — мать или не мать? — с достоинством произнесла Пажи, бросив тайком на дочь не очень уверенный взгляд.

Она сняла засов и открыла ставни.

Он стоял совсем рядом, прислонясь к раскрашенному деревянному подоконнику и вцепившись в него руками, затем вскочил на подножку. Веснушки и соломенные волосы, падавшие на глаза, возникли в окне кибитки. Его ладони и колени кровоточили. Он был очень бледен и выглядел загнанным. Ему было не больше девятнадцати лет.

— Здравствуй, Пажи, — почтительно выговорил он.

— Ну и что, ты зайдешь или нет?

— Убирайся, — глухо сказала Антуанетта. Кристоф с сожалением прошептал:

— Если она хочет, чтобы я ушел, я уйду!

— У вас обоих идиотский характер, — просто заметила Пажи, — может, все-таки войдешь, чтобы я могла закрыть окно? Мы могли бы поговорить… Что произошло? За тобой гонятся легавые?

Кристоф спрыгнул внутрь кибитки. Она и так была небольшой, а убогая мебель совсем ее загромоздила. Единственный стул, к тому же колченогий, был завален старой одеждой. Он поставил на пол будильник, лежавший поверх пачки заплесневелых книжек, и уселся верхом на его место.

Пажи легла рядом с Антуанеттой под красное одеяло.

— Так что, за тобой гонятся легавые? Что ты натворил?

— Думаю, как обычно, — усмехнулась Антуанетта, — просто чиркнул спичкой. Потому-то мы и слышали вой пожарных машин…

— Но, Антуанетта…

— Хватит!

— Я тебе клянусь… — попытался возразить Кристоф. Только сейчас она заметила, что он был бледен и взволнован.

— Что случилось?

— Да ничего!

— Ты в крови!

— Я натыкался на камни!

— Если хочешь спать здесь, — вмешалась Пажи, — возьми в сундуке покрывало и отодвинь швейную машинку, чтобы освободить себе место…

— Нет, — сказала Антуанетта, — я на него достаточно насмотрелась. Не нужен он здесь! Пусть уходит!

Он провел бы еще одну ночь под открытым небом. Он уже привык к этому за то время, когда у него не было своего дома.

— Если я уйду, — прошептал Кристоф, — легавые точно меня схватят.

— Беги быстрее их! Это твоя забота, ты ни на что не годишься! — злобно выкрикнула Антуанетта.

Кристоф пожал плечами. Он правда ни на что не годился. Когда ему исполнилось четырнадцать, он захотел научиться какому-нибудь ремеслу. Он знал в городе одного ремесленника, бравшего учеников, и подписал с ним договор. Это был гончар.

Кристоф был настойчив: принес к себе глину и стал работать по вечерам в одиночку, постепенно самостоятельно открывал секреты ремесла, которым его не учили. Он приобрел некоторую уверенность. Наконец однажды, поняв, что в основном овладел своей профессией, он создал вазу с двумя ручками. Это была нелегкая задача. Но, несмотря на спешку, Кристоф добился великолепного результата. Он надел рубашку, тщательно причесался и понес свое изделие хозяину. Надеясь на благоприятное впечатление, произведенное его работой, он хотел попросить перевести его из учеников в рабочие.

Хозяин не принял его, но ответил, что сокращает число работников и продлевает срок ученичества. Тогда Кристоф поджег его мастерскую.