Наталья Александрова - Демон никогда не спит [litres]

— Э нет! — вскрикнул Штандартен и накрыл кинжал рукой. — Ишь чего захотел! Кинжал этот мой, и я его никому не отдам!

— Что с тобой? — Куницын удивленно взглянул на него, пожал плечами. — Ты же сам ко мне пришел! Не хочешь — не надо, твое дело, я тебе не навязывался…

— Извини… — Штандартен смутился, убрал руки. — Знаешь, я все-таки не могу дать его тебе с собой.

— Как хочешь. — Куницын отвернулся, — дело твое, хозяин — барин. В таком случае не смею задерживать. У меня, знаешь ли, работы невпроворот…

Он демонстративно придвинул стул к письменному столу и плотно на него уселся, сразу было видно, что человек настроился на серьезную, долгую работу.

Штандартен поглядел сверху на тонкую Серегину шею, выглядывающую из воротника рубашки, и ему вдруг захотелось схватить эту шею и давить, давить изо всех сил. Серега начнет хрипеть и задыхаться, дрыгать ногами, все эти черепки и старые железки будут сыпаться вокруг, разваливаясь на куски, но Штандартен будет сжимать и сжимать руки у него на горле, и в конце концов его бывший одноклассник перестанет трепыхаться и затихнет. А он, Штандартен, возьмет кинжал и спокойно уйдет.

— Ты еще здесь? — холодно осведомился Куницын, не поворачивая головы.

Штандартен опомнился. Серега прав, он сам пришел, чтобы узнать про кинжал нечто важное. Сказал «А» — надо говорить «Б»! Придется оставить кинжал Куницыну.

— Ладно, — нехотя сказал Штандартен, — только на один день. Завтра зайду!

И вышел, решительно печатая шаг, чтобы не передумать.

— Господин, зайди к нам! — Из душной темноты выглянул хромой старик с завитой, выкрашенной хной бородой. — Зайди к нам, у нас самые лучшие девочки во всей Александрии! Жаркие, как знойный день, сладкие, как персик! Зайди к нам, господин, не пожалеешь! Ты познаешь райское блаженство, господин!

В доказательство его слов за спиной старика появилась толстая неопрятная женщина, увешанная серебряными украшениями, как рождественская ель игрушками, нагло и зазывно улыбнулась, облизнула полные развратные губы.

— Долго еще? — осведомился Рудольф, неприязненно покосившись на своего провожатого, смуглого, худощавого еврея в поношенном белом костюме. — Ты говорил мне, что это близко, а мы уже третий час шатаемся по этому базару!

— Совсем близко, господин барон, совсем близко! — заверил его провожатый, угодливо кланяясь. — Самуил вас приведет в удивительное место! Это настоящая сокровищница, господин барон! Пещера, полная сокровищ!

Рудольф невольно поморщился. Что делает он на этом восточном базаре, среди шума и гомона на двадцати языках? Он, Рудольф фон Зеботтендорф, барон фон дер Роза, потомок славного немецкого рода, более тысячи лет служившего королям и владетельным князьям своим верным мечом и храбрым сердцем?

Блеяние коз и овец, ржание лошадей, хриплые крики верблюдов смешивались с зазывными голосами торговцев и проституток, гадалок и предсказателей судьбы, нищих попрошаек и ярмарочных шарлатанов. От запахов пота и благовоний, острых приправ и крепкого турецкого табака у барона кружилась голова.

Что он делает здесь?

Да то же самое, что делает уже не первый год в больших городах и жалких селеньях Востока, — разыскивает следы древнего знания, по крупице разбросанные и в тихих медресе, и на таких шумных и грязных базарах…

— Еще несколько минут, всего несколько минут, господин барон! — повторил Самуил, заглядывая в глаза богатому господину. — Потерпите еще немного!

— Зайди к нам, господин! — Из очередной лавки выглянул беззубый мужчина самого зверского вида. — У нас — самый чистый гашиш! Ты познаешь райское блаженство, господин!

«Все они обещают райское блаженство, — подумал барон раздраженно. — Все эти грязные, шумные, наглые, бессовестные торговцы наслаждениями, все эти беспутные дети Востока. Все они обещают неземное блаженство — но дают взамен дурные болезни, безумие и нищету. Нет, куда благороднее нордический характер, холодный и бесстрастный, как реки Севера…»

— Вот мы и пришли, господин барон! — прервал Самуил его раздумья. — Вот она, эта лавка!

На первый взгляд лавчонка, куда привел его Самуил, ничем не отличалась от десятков и сотен других, мимо которых они прошли не задерживаясь.

На пороге двое длиннобородых стариков невозмутимо играли в нарды, не обращая внимания на рыночную суету, на протекающую мимо праздную и озабоченную толпу. Один из стариков был одноглазым — во всяком случае, узкая повязка из черного шелка закрывала его левый глаз. Зато правый живо и внимательно посматривал по сторонам, и от него ничто не укрывалось.

«Наверняка мошенник Самуил привел меня в эту лавку только потому, что хозяин платит ему процент! — неприязненно подумал барон, входя в душное и тесное помещение. — Впрочем, раз уж пришли, придется потратить еще несколько минут на созерцание дешевого хлама!»

И впрямь лавка ничем не отличалась от прочих. В углу грудой свалены потертые молитвенные коврики, позеленевшие от времени медные светильники громоздятся неустойчивой горой, то и дело грозящей рассыпаться, глиняные кувшины и чаши, верблюжья сбруя и яркие ткани валяются вперемешку с разукрашенным оружием и старинными кальянами.

На первых порах барона развлекали такие лавчонки. Ему казалось, что среди этого пестрого барахла можно найти что-то поистине интересное, что между медными светильниками скрывается волшебная лампа Аладдина, а один из молитвенных ковриков помнит пророка Мохаммеда.

Но он много лет путешествовал по странам Востока и давно уже понял, что весь этот яркий, мишурный блеск — лишь обратная сторона грязи и нищеты, а подлинные находки редки, как истинные человеческие добродетели.

— Не правда ли, господин, это настоящая сокровищница? — бормотал Самуил, подсовывая ему какую-то треснувшую чашу. — Настоящая пещера Али-Бабы!

Одноглазый старик поднялся, подошел к Самуилу, что-то проговорил раздраженно на незнакомом барону языке. Какой же это язык? Рудольф свободно владел арабским и турецким, неплохо понимал древнееврейский и персидский, но это был совсем другой язык… может быть, коптский или ассирийский?

— Спроси торговца, нет ли у него каких-нибудь старинных книг или манускриптов! — потребовал барон, повернувшись к Самуилу.

Провожатый снова заговорил на незнакомом языке, говорил долго и убедительно, энергично жестикулируя. Лавочник отвернулся, открыл резной шкафчик и достал оттуда толстую книгу в черном кожаном переплете, показал барону.

— Большая редкость, господин барон! — суетливо забормотал Самуил. — Древняя книга об искусстве магии! Автор ее — сам царь Соломон, да пребудет мир с ним на вечные времена! В этой книге собраны священные тайны Древнего Востока!