Алексей Поворов - Я убийца

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что не смог остановить тебя. Так что, когда мы достроим, я уйду.

– Куда?

– Туда, откуда пришел, – он загадочно усмехается и не спеша уходит.

– Постой! Что за бред ты несешь?! Ты же сам мне показывал истинное зло! Говорил о том, что с ним нужно бороться! Разве не так?!

– Я хотел только, чтобы ты оставался собой. Они хотели другого. Обыграли нас на твоих чувствах. Выбор – сложная штука, Максим.

– Я вообще ничего не понимаю!

Петр замирает и какое-то время стоит неподвижно.

– Есть дело! – он резко оборачивается.

В нем мгновенно что-то поменялось. Возможно, взгляд.

– Какое?

– Поехали, по пути расскажу.

Едем в город и сворачиваем на окраину, в район новостроек. Перед поворотом мою машину тормозит патруль ГИБДД.

– Я что-то нарушил?

– Мы очень спешим, нужно человека соборовать, он на смертном одре, и я могу не успеть. Если можно, то поскорее, пожалуйста, – встревает Петр.

Полицейский смотрит в документы, потом на меня.

– Счастливого пути.

Возвращает права, и мы едем дальше.

Петр указывает дорогу, заезжаем во двор, где по всему периметру стоят многоэтажки, а в центре располагается детская площадка, на которой резвится ребятня разного возраста.

– И что дальше?

– Ничего. Просто будем ждать.

– Чего? – глушу мотор машины.

– Не чего, а кого.

– Да-а-а, – протягиваю я, закусываю нижнюю губу и откидываюсь на сиденье. – Знаешь, я, если честно, вообще тебя не понимаю. То ты бьешь себя в грудь и читаешь мне проповеди про то, как нужно жить правильно, то превращаешься в подстрекателя, благословляя меня на то, что я делаю. Знаешь, я бы успокоился и на тех, кто наплевал на мое горе из-за того, что деньги оказались для них важнее, чем справедливость.

– Так почему не остановился? – Петр поворачивается ко мне и смотрит мне в глаза своим холодным взглядом.

– Но, ведь…

– Но ведь это я тебе говорил делать то, что ты делаешь? Ты это хотел сказать?

Смотрю на этого человека с приветливым лицом. Длинные волосы до плеч свисают ровными прядями, аккуратная борода и усы, пронзительный, умный взгляд. Сейчас он такой, сейчас ему так нужно. Я давно заметил, какими разными бывают его глаза. Глаза – зеркало души, и он, словно хамелеон, сменяет их – от светло голубых до угольно-черных. Ты не так прост, священник! Если ты вообще тот, за кого себя выдаешь.

– А разве не так?

– Ты вправе выбирать, Макс. Выбор – это единственное, что зависит непосредственно от человека. Всем остальным можно манипулировать, – он делает приемник громче, и музыка наполняет салон.

Нам с тобою повезло

Наслаждаться тьмой и светом!

Быть спокойнее воды и бешеней огня!

Мы с тобой добро и зло,

Выпьем и закусим ветром.

Мы с тобою одной крови: ты и я!

Этот человек в длинной рясе, который сейчас сидит на пассажирском сиденье моей машины, отец Петр (так он себя называет и так называют его все те, кто помогает строить ему его обитель) – он как монета: с каждой стороны разный. У него свой символ, своя правда, свои идеи. Он заботился обо мне, напутствовал меня, давал мне надежду. Он единственный, кто помогал мне в трудную минуту. Единственный, кто знает про то, кто я на самом деле. Хотя, может, именно он меня таким и сделал? А может, я сделался таким сам? Или мир и общество сделали меня таким? Каждый народ достоин своего демона. Этот священник дает мне пряник, а после того, как я совершаю то, о чем он просит, вваливает мне кнута, обвиняя меня в нарушении всех законов Божьих и стращая карой Господней. Если я есть кара для тех, кто совершает мерзости, тогда, получается, он есть мое наказание?

– Смотри, Макс, – внезапно произносит он и указывает пальцем на подъезжающий микроавтобус.

– И что?

– Ты слышал о том, что пропадают дети и молодые девушки?

– Что-то передавали в новостях. А что?

– Это и есть тот человек. Он приезжает сюда уже на протяжении недели. Присматривается к новой жертве.

– Да откуда тебе знать?! Может, он просто живет здесь?! Если я палач, то я хочу быть уверен в том, что жертва виновна! И вообще, какого дьявола ты все это творишь?! Ты же должен помогать людям своими проповедями и молитвами, или что там вы еще делаете?!

– Пересвет. Слыхал о таком? Легендарный монах-воин, инок Троице-Сергиевского монастыря. Вместе с Родионом Ослябей участвовал в Куликовской битве и сразил в единоборстве перед основным сражением татарского богатыря Челубея, погибнув при этом сам. Русской православной церковью причислен к лику святых. А священники, благословляющие воинов на смертный бой? Есть в этом смысл? Где здесь «подставь щеку», «возлюби врага своего как самого себя»? Богу, Максим, иногда требуется свой дьявол, чтобы делать его руками то, что не может вершить он сам.

– Стелешь мягко, – впиваюсь руками в баранку.

– Так что служители не всегда праведники, и наоборот. В каждом из нас есть и тьма, и свет, но только нам выбирать, ради чего мы творим то, что творим.

– А если ты ошибаешься? – я смотрю на то, как в двадцати метрах от меня сидит в машине человек и наблюдает за детьми. – Если он не виноват? Что тогда?

– Я хоть раз ошибался? Наркоторговцы, насильники, садисты, продажные чиновники, торговцы живым товаром? Разве ты хоть раз избавил этот мир от невиновного?

– Тут ты прав. Ты не ошибался ни разу.

– Вот видишь. Так почему засомневался теперь?

– Я устал.

– Тебя никто не заставляет. Ты вправе поступать так, как захочешь.

– Когда я закончу с последним, я покончу и с собой. Ты знаешь, что остались только они. Я перебил их всех: адвоката, судью, прокурора. Я подготовил сюрприз и для этой мерзкой твари, которая лишила жизни мою семью. Она будет страдать до последних дней своей жизни. Так что после окончания дел, Петр, на меня не рассчитывай. Я должен остановить то зло, которое сидит во мне.

– Это твой выбор, Максим. Только твой. И как только ты все закончишь, позволь мне сделать только одно.

– Что именно?

– Разреши познакомить тебя кое с кем. И потом ты сможешь сделать все, что захочешь.

– Договорились.

Оборачиваюсь и вижу, как мужчина разговаривает с маленькой девчушкой, потом, сгорбившись над ней, ведет ее к своей машине. В ее руках небольшая кукла. Ей лет десять от силы, и он ей явно не знакомый и уж тем более не отец.

– Решай, Максим. Решай. Делай свой выбор, – Петр жмет плечами и выходит из машины, аккуратно прихлопывая за собой дверь, словно боясь нарушить естественный ход событий.

Мужчина открывает боковую дверь тонированного микроавтобуса, и, подняв ребенка, с улыбкой на лице сажает ее внутрь. Он осматривается по сторонам, выжидает секунд десять и захлопывает дверь. На площадке все по-прежнему, никто не замечает пропажи. Никто, кроме меня. Хватаюсь рукой за грудь, мне снова не хватает воздуха. Так происходит всегда, когда просыпается зверь. А может, просто разыгрывается очередной приступ из-за гипоксии. Тот, кто похитил ребенка, еще не понимает, что из охотника он в эту секунду превратился в жертву.