Алексей Ракитин - Скопец

— Основала собственную секту, — предположил Шумилов.

— Именно. Их называли «татаринцы». Во многом свою обрядовость последователи Татариновой позаимствовали у скопцов: обряжались в белые одежды, сочиняли собственные гимны на религиозные темы… В число членов кружка Татариновой вошло довольно много известных в столице людей, в том числе и те, кого она как бы «увела» от скопцов. Среди них министр духовных и дел и народного просвещения, действительный тайный советник, князь Александр Николаевич Голицын…

— О-о-го! — поразился Шумилов.

— Да, это был крупный сектант, еретик, сторонник большой реформации Православия, — усмехнулся Сулина. — Воистину, пустили лису в курятник! В конце концов Аракчеев сломал карьеру Голицыну, и за это временщику следует сказать большое спасибо, но случилось сие несколько позже того времени, о котором говорю я. Далее можно упомянуть вице-президента Академии художеств, действительного статского советника Александра Фёдоровича Лабзина. Не следует забывать об известных в столице офицерах, прежде всего, командире лейб-гвардии Егерского полка Евгении Александровиче Головине, том самом, что впоследствии сделал выдающуюся карьеру…

— …стал командиром Отдельного Кавказского корпуса, — в тон рассказчику добавил Шумилов. О Головине он немало слышал от отца-казака, служившего на Кавказе и принимавшего участие в Крымской войне.

— И не только. После перевода с Кавказа Головин сделался генерал-губернатором Прибалтийских губерний, а под конец жизни — членом Государственного Совета. Помимо Головина следует назвать фамилии других офицеров гвардии: братьев Милорадовичей — из Семёновского полка, штабс-капитана Гагина и поручика Миклашевского — из Измайловского, трёх братьев Рачинских, служивших в Семёновском, уже упомянутом мною. В числе сектантов оказались также некоторые офицеры Егерского и Преображенского полков. У гидры отрасло много голов! Нельзя забыть и о крупных чиновниках, способных влиять на принятие важных решений. Прежде всего я говорю о Фёдоре Фёдоровиче Гежелинском, управляющем делами Кабинета министров…

— Да что вы говорите?! — Шумилов даже за голову схватился. — Это просто заговор какой-то получается! Таких креатур не имели даже декабристы!

— Хех, — усмехнулся старичок, — вот, наконец-то, вы и схватились за голову. Однако я покуда не закончил! Помимо Гежеленского к «татаринцам» ходили и иные важные чиновники, например, действительный статский советник Ростислав Родионов. Сейчас вам эта фамилия ничего не скажет, а ведь это был заведующий канцелярией Императицы! Два его младших брата служили на видных постах в Министерстве внутренних дел…

— Это что-то такое… чему я не могу подобрать названия! Это масонство какое-то!

— Да, Алексей Иванович, это действительно очень похоже на масонство, только сугубо с нашим, российским так сказать, колоритом, — кивнул старик, — Когда «татаринцев» всё же разогнали, то Третье отделение составило список членов секты. Я этот список видел своими глазами, внимательнейшим образом его изучил. Там более шестидесяти фамилий более или менее важных персон. Поверьте мне, все они являли собою большую силу и многое могли наворотить.

— Я никогда ничего не слыхал об этой секте, — признался Шумилов. — Вы просто пласт истории России поднимаете у меня на глазах… Как же с ними покончили?

— Они привлекли к себе внимание рядом выходок. Первый серьёзный звоночек для «татаринцев» прозвучал ещё в 1820 году в связи с так называемым «делом Лабзина».. На общем собрании Академии художеств, где решался вопрос о занятии вакантного места почётного члена Академии, одною из трёх кандидатур был назван министр внутренних дел Кочубей, человек абсолютно далекий от художественного творчества. И это на том лишь основании, что Кочубей близок к Государю Императору! В ответ на это Вице-президент Академии Лабзин, предложил избрать кучера Государя.

— Кучера? — Шумилову показалось, что он ослышался.

— Да, кучера Илью. Лабзин выступил в том духе, что кучер Илья поведения пристойного, благонравного, Государя видит чаще прочих персон, водки не пьёт… правда, в изящных искусствах ничего не понимает, так ведь и Кочубей тоже не понимает!

— Ха-ха-ха, — засмеялся Шумилов, — но ведь это же очевидная дерзость! И преглупая, по-моему!

— Разумеется, дерзость, — согласился Сулина, — и Государь Александр Павлович, узнав об этом предложении, страшно возмутился. Повелел отправить Лабзина в ссылку. «Татаринцы» исполнение этого повеления пытались затянуть, у Лабзина нашлись влиятельные заступники — Президент Академии художеств Оленин, Министр духовных дел и народного просвещения князь Голицын. Но они не смогли ему помочь, и Александр Фёдорович отправился на жительство, если не ошибаюсь, в Пензу. Однако, последователями Татариновой тогда никто особенно не заинтересовался. Следующий звоночек прозвучал чуть позже. Таковым оказался рескрипт Александра Первого от первого августа 1822 года…

— …«о закрытии тайных обществ, не исключая таких, которые первоначально имели цель благотворительную», — Шумилов по памяти назвал документ, о котором упомянул его собеседник.

— Приятно поговорить с человеком, знающим историю отечественного законодательства, — улыбнулся Сулина. — Данный рескрипт в чистом виде касался «татаринцев», поскольку содержал указание на организации вообще, не подразделяя их на политические, благотворительные, образовательные или какие иные. Всем офицерам и чиновникам, участникам секты, пришлось дать подписки о неучастии в каких бы то ни было тайных обществах.

— Но секта, как я подозреваю, не распалась, — предположил Шумилов.

— Конечно, нет, — усмехнулся Сулина. — Их подкосило нечто другое. Как и всякие иные сектанты, «татаринцы» в определённый момент вошли в этап, который я бы назвал, периодом борений. Сектанты — это люди в значительной степени нездоровые на голову, все они как правило чрезвычайно амбициозны, и в какой-то момент каждый из них начинает ощущать на себе печать избранности. Каждый спрашивает себя: а почему это мною руководит личность совершенно недостойная, я ведь куда лучше? Гордыня — первый грех, и бесы-искусители именно через гордыню погубляют уловленные ими души. Поэтому на определённом этапе в сектах непременно начинается борьба за главенство. Началась такая возня и у «татаринцев». В роли козла-провокатора, привлёкшего внимание властей к тому, что творится на этих чертоискательных собраниях, невольно выступил некий Александр Петрович Дубовицкий.

— Первый раз слышу о таком, — признался Шумилов.

— Личность эта была во многом анекдотическая, даром что полковник в отставке. Дубовицкий ходил к Татариновой, слушал там религиозные песни сектантов, смотрел на их бесноватые пляски, а потом брякнул Екатерине Филипповне, мол-де, неправильно ты души людские ведёшь ко спасению, я, мол, знаю, как надо. Татаринова, разумеется, на Дубовицкого обиделась и прогнала его. Тот ушёл, но при этом сманил за собою ряд сектантов. И начал проповедовать в провинции. Разумеется, в скором времени в Святейший Синод должным образом поступили сведения о духовных собраниях, проводимых неким полковником в отставке. Возникло следствие. В марте 1824 года Дубовицкого арестовали и направили в Кирилло-Белозерский монастырь. Подвергся аресту и активный участник «татаринской» секты штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского полка Лука Гагин. Последнего отправили на Валаам. Там он тяжело заболел, через полтора года был отпущен на лечение и умер по дороге в Санкт-Петербург. История с Дубовицким напугала многих «татаринцев», они поняли, что Власть шутить не намерена.