Алексей Ракитин - Скопец

— А что вы хотите там найти? — полюбопытствовал Сулина. — Чистосердечный рассказ мальчика о том, как всё было на самом деле? Я полагаю, что уже в десять лет Миша Гежелинский сделался куда старше своих лет. Когда папу, ещё вчера влиятельного чиновника, арестовывают и сажают в крепость, а маму с сёстрами выбрасывают из богатой восьмикомнатной казённой квартиры… тут повзрослеешь сразу и намного. Думаю, детство Гежелинского — младшего окончилось в день ареста отца. Так что — я в этом уверен! — ни одной неосторожной фразы в этом дневнике вы не найдёте. Всё будет отлакировано.

— И тем не менее, я попробую почитать этот дневник в контексте… — Шумилов запнулся, — в контексте нашего сегодняшнего разговора.

Он поднялся, давая понять, что считает разговор оконченным, но Михаил Андреевич Сулина остановил его прикосновением к рукаву:

— А сейчас, Алексей Иванович, идёмте пить чай! Коли принесли сдобу, то уж извольте откушать. Да и моя супруга желает познакомиться с вами, гости-то у нас ныне нечасто случаются.

В половине девятого вечера Шумилов уже стоял перед домом N24 по Большой Морской улице, в котором два этажа занимала Сыскная полиция. Он уже собирался войти внутрь, как прямо навстречу ему вышел из дверей Агафон Иванов.

— На ловца и зверь бежит! — только и воскликнул Шумилов. — Я по вашу душу, господин сыскной агент.

— А я только покончил с работой, — вздохнул Иванов. — Может, прогуляемся к Исаакию?

Он кивнул в сторону Исаакиевского собора.

— На самом деле я бы рассчитывал затащить вас к вам в кабинет, полистать дневники Николая Назаровича Соковникова.

— Да, дневники у нас, — кивнул Иванов. — Почитал я их. Ну, как почитал? — он запнулся. — Пролистал. Там тыщ пять листов, не меньше, читать и читать! Вам-то, Алексей Иванович, чтиво это на что?

— Заинтересовался я дюже этой темой. Лавры Николая Надеждина покоя мне не дают, — простодушно соврал Шумилов.

— А кто такой Надеждин?

— Автор исследования о скопцах, подготовленного во времена Государя императора Николая Павловича. Ему — Надеждину то есть — протежировал сам Лев Перовский, министр внутренних дел в то время; он предоставил литератору возможность возглавить две секретные комиссии по религиозному сектантству и работать в архивах министерства. Одна комиссия занималась христианскими еретиками, в значительной степени скопцами, другая — еврейскими хасидами. Надеждин исследовал вопрос о ритуальных преступлениях, совершаемых теми и другими.

— А что такое ритуальное преступление? — уточнил сыщик. — Я хочу быть уверен, что правильно вас понимаю…

— Ритуальное преступление — это преступление, совершаемое из побуждений религиозного фанатизма, с соблюдением установленного догматом ритуала, то есть последовательности действий, имеющих сакральный смысл.

— М-м-м… — Агафон покивал головою, осмысливая услышанное. — Будем считать, что понял вас. Так что там с Надеждиным?

— Николай Надеждин являлся весьма способным литератором, издавал литературно-философский журнал и, более того, редактировал официальный журнал Министерства внутренних дел. Вы часом не читали его записки, посвящённые скопцам и иудеям?

— Нет, откуда! Кто ж мне даст их читать! — признался Иванов. — Я и фамилии такой никогда не слыхал. Признаюсь, я даже о министре Перовском от вас первый раз слышу!

— Ну, ладно, в общем, я заинтересовался историей скопчества, и мне бы очень хотелось почитать дневник настоящего скопца. Тем более, что в этих записях может оказаться что-нибудь полезное для Василия Соковникова.

— Да-да, он пригласил вас себе в помощники, вы говорили. Что ж, делать большую тайну из этого дневника я смысла не вижу, — решил Иванов. — Может, его чтение и в самом деле вас чем-то обогатит, статью, глядишь, напишете в «Русский архив». Идёмте!

Они вошли в здание, и пока поднимались на второй этаж, Агафон Порфирьевич продолжил рассуждать:

— Следователь тетради эти уже просмотрел и вернул нам. Ничего существенного о финансовых делах и вложениях капиталов Соковников в дневнике не писал, сплошь философские рассуждения о смысле жизни и маете душевной. Вот следователь и вернул тетради нам, дескать, посмотрите на досуге, вдруг какие связи покойного там мелькнут. Мы просмотрели — так, ничего особенного. За последний год вообще записей очень мало. А Василию Александровичу можете передать, что когда следствие закончится, и суд пройдёт, то он эти дневники получит в целости и сохранности, так что у него появится возможность погрузиться в мир дядюшкиной ипохондрии.

Они вошли в кабинет полицейских надзирателей — это был большой зал с шестью письменными столами в центре и большим числом бюро и шкафов вдоль стен. Урядник, прикомандированный к так называемой «конвойной команде» Сыскной полиции как раз заканчивал уборку помещения. Завидев появившихся в дверях Иванова и Шумилова, он стал по стойке «смирно»; поскольку в руках он держал швабру, получилось это у него неожиданно комично.

— Тут у меня находится рабочее место, — пояснил Агафон. — Уж и не знаю, бывали ли вы здесь прежде…

— Бывал, бывал, не сомневайтесь, — заверил Шумилов. — Я ведь в прокуратуре более двух лет отработал, так что с ведомством вашим достаточно знаком.

Агафон прошёл вглубь комнаты, вытащил из кармана связку ключей, отыскал нужный. Не прошло и минуты, как он бросил на письменный стол стопку больших тетрадей, перехваченных обычной бечёвкой, какими обычно в коптильнях обвязывают колбасы и рыбу.

— Вот-с, Алексей Иванович, берите, — сыщик показал на стопу тетрадей, — Верните… ну, скажем, через недельку.

— Хорошо, договорились, обещаю вернуть через неделю. Прочитаю, может, чего и напишу по мотивам, так сказать…

— Да-да, напишите статейку или исследование какое. Думаю, многим покажется интересно… Подноготную скопчества многие пожелают узнать из первоисточника, с позволения выразиться! Тем более, что в нашем деле мелькнул интересный скопческий след…

— Что вы хотите этим сказать? — тут же насторожился Шумилов.

— Селивёрстов заявил, что, Соковников, якобы, посылал его в Москву с пакетом, в котором находились деньги для Максима Платицына. Помните, небось, такую фамилию?

— Помню, конечно, — отозвался Шумилов.

— Картинка такая вырисовывается, что, дескать, Соковников поддерживал сношения со скопцами и даже передавал им крупные суммы денег.

— Не верю я в это чегой-то, — вздохнул Алексей, забирая стопу тетрадей и направляясь к выходу из кабинета. — Незачем ему это было делать. Он себя никак со скопцами не отождествлял. Есть у меня основания так думать.

— Вот и мне сдаётся, что Селивёрстов просто наводит тень на плетень, — задумчиво пробормотал Иванов. — Ему надо доказать, что покойный ему много денег жаловал, потому как иначе происхождение своего богатства он не объяснит.