Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

— Да, — прошептала я, одновременно захлопывая телефонный справочник и пряча газету в ящик стола. — Мне надо идти.

— Нет! Постойте! — крикнул он, и я занервничала. — Дайте мне что-нибудь… что угодно. Мне что-то нужно, чтобы продолжить.

— Первая миссис Рейнсмит, — прошелестела я, прижавшись губами к микрофону.

В этот момент дверь открылась, и меня застигли на месте преступления.

Мисс Фолторн и я смотрели друг на друга, казалось, целую вечность.

— Алло? Алло? — голос Уоллеса Скрупа доносился как будто из колодца.

— Ах да, — сказала я в трубку. — Вот и она, только что подошла. Я сейчас дам ей трубку.

Одновременно я левым мизинцем незаметно нажала на рычаг, отключая бедного Скрупа на полуслове.

— Вам кто-то звонил, мисс Фолторн, — сказала я, вешая умолкнувшую трубку на место. — Извините, я сказала им, что вы вышли.

Она взяла трубку у меня из рук и поднесла к уху.

— Да? — произнесла она. Купилась! — Алло? Алло?

Ответа, естественно, не было.

— Они представились? — спросила она, вешая трубку.

— Нет, — ответила я. — Голос был мужской.

Я сделала это уточнение на случай, если она услышала что-то из сказанного Уоллесом Скрупом.

— Наверное, полиция, — добавила я, не удержавшись. Хотела посмотреть на ее реакцию. — Судя по голосу, кто-то официальный.

Она уставилась на меня с таким видом, будто я ударила ее по лицу, и, наверное, в некотором роде так и было.

— Присядь, Флавия, — сказала она. — Пришло время поговорить.

Когда вам говорят, что пришло время поговорить, не сомневайтесь, что вам предстоит серьезный разговор.

Я заметила, что человеческой природе свойственно нечто, заставляющее взрослого человека во время разговора с теми, кто младше его, преувеличивать мелочи и преуменьшать важные вещи. Это все равно как смотреть — или говорить — сквозь словотелескоп, который с любого конца искажает истину. Ваши ошибки всегда преувеличены, а победы недооценены.

Кто-нибудь, кроме меня, это замечал? Если нет, я с радостью окажусь первым человеком, который объявит об этом.

Возможно, только Дж. М. Барри, автор «Питера Пэна», смутно видел правду: что к тому времени, когда мы становимся достаточно взрослыми, чтобы оказать сопротивление этой мерзкой несправедливости, мы уже забываем о ней.

Я неохотно села, настороженно наблюдая за мисс Фолторн.

— Это нелегко, верно? Я имею в виду, все время быть настороже.

Помоги мне бог! Снова эта волынка в стиле «одинокая, несчастная бедняжка Флавия де Люс». Она затянула ее в ту ночь, когда я приехала в мисс Бодикот, и вот опять.

И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь .

Кто бы из святых отцов ни придумал эти слова, он явно понимал, о чем говорил.

— Я разговаривала с Рейнсмитами, — начала мисс Фолторн. — Они говорят… у тебя кое-какие затруднения .

Ну вот, опять. Это слово «кое-какие».

Хватит. Я сыта по горло.

— Если вы называете покушение на убийство кое-каким чем-то там, то да, — нанесла я ответный удар.

— Некоторые девочки имеют склонность, — произнесла мисс Фолторн, складывая кончики пальцев вместе, что было верным знаком того, что она собирается сказать что-то важное, — драматизировать ситуацию.

Я выстрелила в нее одним из своих знаменитых убийственных взглядов. Не смогла удержаться.

— Quod erat demonstrandum, — сказала мисс Фолторн себе под нос, видимо, предполагая, что я не знаю значения этих слов, хотя на самом деле я писала их в своем лабораторном дневнике большее количество раз, чем она целовалась.

Q.E.D. [24] Q.E.D. (quod erat demonstrandum) — ч.т.д., что и требовалось доказать. Как будто мой сердитый взгляд подтверждал ее точку зрения.

Что ж, она может отправляться к чертям собачьим. Я спокойный, сдержанный, хорошо владеющий собой человек, но уж если меня вывели из себя, то держите меня семеро.

Я вскочила на ноги.

— Они накачивают Коллингсвуд наркотиками! — закричала я, не обращая внимания на то, что меня могут услышать посторонние. — Они дают ей хлоралгидрат! А теперь она исчезла — как и другие. Наверное, они убили ее.

— Флавия, послушай меня…

— Нет!

Я знаю, о чем она думает: что я наглая девица, которую надо перебросить через колено и отшлепать по попе. Но мне наплевать. Коллингсвуд в беде, и только я могу ее спасти.

— Флавия!

— Нет!

— Они на нашей стороне.

Потребовалось немало времени, чтобы ее слова просочились из моих ушей в мозг, и когда это наконец случилось, я не поверила.

Боюсь, у меня отвисла челюсть.

— Что?

Это все равно что наблюдать в немом кино, как герой-дуралей понимает, что бросил спичку в свою собственную туфлю. Не просто неверие, но ужас, шок, растерянность и, несмотря на все это, непреодолимое желание по-идиотски засмеяться.

— Они на нашей стороне, — повторила она, и ее слова продолжали просачиваться в мой разум, словно мед.

— Но Коллингсвуд, она исчезла. Они…

— Коллингсвуд пережила ужасный шок. Ей давали хлоралгидрат, чтобы она хорошо спала, чтобы она могла справиться с этим. К несчастью, она вдобавок слегла с ревматической лихорадкой. Она нуждается в лучшем и более интенсивном лечении, чем мы в состоянии предложить. Доктор Рейнсмит — за свой счет — перевез ее в свою собственную частную лечебницу и поместил в карантин. Мисс Бодикот не может себе позволить вспышку эпидемии. Ужасное время, Флавия, и Рейнсмиты помогают, чем могут.

От слов «ревматическая лихорадка» меня охватил ужас. Никогда не забуду Филлис Хиггинсон — хохотушку Филлис, как ее называли, — из далекого Бишоп-Лейси, которая неожиданно слегла. В деревне воцарилась паника, пока доктор Дарби не собрал людей в приходском зале и не объяснил, что эта болезнь сама по себе не заразна, хотя предшествующее ей воспаление горла, вызванное стрептокком, — да. Филлис умерла одним душераздирающе ясным июньским днем, и я была на ее похоронах на кладбище Святого Танкреда.

Я до сих пор помню, как не могла поверить, что она мертва. Это был сон… шутка… фантазия, завладевшая реальной жизнью.

Мертвая бедняжка Филлис. Бедняжка Коллингсвуд.

Могла ли я подцепить от нее инфекцию? Или кто-то еще в мисс Бодикот?

— Извините, — сказала я мисс Фолторн, впрочем, сомневаясь, действительно ли я хочу извиниться или делаю это под давлением. И спросила: — Вы имеете в виду, что Рейнсмиты — члены Гнезда?

Я не могла выразиться более ясно. Хватит этих игрищ со словами, решила я. Мы с мисс Фолторн — взрослые люди, ну практически, мы одни в запертой комнате, и пришло время назвать вещи своими именами.

Кажется, она побледнела? Не пойму.

В конце концов, она первая заговорила о ревматической лихорадке. Стала бы она это делать, если бы думала, что нас могут подслушать?