Клод Авелин - Кошачий глаз

— Ты сказал — драгоценности?

— Да, в шкатулке.

— Ты наткнулся на кольцо с большим бриллиантом?

— Их там целая куча. А еще браслеты, ожерелья.

— Надеюсь, ты запер комнату? — Симон достал из кармана ключ и отдал его Бело. — Поставим там кого-нибудь на всякий случай. А что в других комнатах?

— Кроме комнаты прислуги — все нежилые, и очень давно. А ведь на свете полно людей без крыши над головой!

— Зато никто не посягает на их жизнь. А на третьем этаже?

— Чердак, вернее — чердаки. И ни пылинки. Чемоданы, ящики, всякий хлам.

— А что у тебя в сумке?

— Мелочи прекрасной дамы. Календарик. Ни в субботу, ни в воскресенье никакой встречи не предусмотрено. Водительские права. Ну и так далее. Кроме того, связка ключей Я попробовал все: от калитки, от входной двери, от гаража и от машины — с медальоном святого Христофора, покровителя путешественников. К сожалению, он охраняет только на дорогах…

«У него мой способ мышления, — подумал Бело. — Его мать не зря боялась моего влияния. После смерти отца ему не пришло бы в голову стать полицейским, если б не я. Я его не заставлял. И все-таки хорошо, что так вышло».

— Войдите, Бело, — сказал из-за своего стола комиссар Пикар, шеф следственной группы, которую называли группой асов. — Прошу оказать мне честь и сесть напротив меня. Кстати, я только что слушал по телефону хвалебные гимны в твой адрес. Это длилось целых пять минут.

— И кто же пел гимны?

— Ага, тебя это интересует! Трюфло, подай господину комиссару стенограмму телефонного разговора.

— Пожалуйста, господин комиссар, — сказал Трюфло, образцовый секретарь, известный как своей лысиной, так и исключительной добросовестностью.

— Это Тевене из Лиона так разливался на твой счет, — сказал Пикар.

— Я только что с ним беседовал, — заметил Бело.

— Он мне говорил, — вспомнил Пикар.

— Ты виделся с Блонделем? — спросил Бело.

— Не только с Блонделем, со всеми. А толку? Может, ты прольешь свет на это дело? Я пока никого не жду, однако вскоре на нас обрушится пресса. Но сначала прочти стенограмму. Комплименты в свой адрес пропусти.

Бело пробежал глазами первые фразы, которых, но правде говоря, было немного, и начал читать:

Тевене : Вы в Париже серьезно отнеслись к делу мадемуазель Сарразен, если бросили на него Бело.

Пикар : А вы в Лионе — несерьезно?

Тевене : Как к убийству — конечно, серьезно. Но как к загадке… Разгадка, мне кажется, — вопрос времени.

Пикар : Правда?

Тевене : Вся эта история с чемоданом просто высосана из пальца. Я полчаса пробовал припереть парня к стене. Поскольку версия по-детски наивна, он повторял ее без труда, как автомат. Все остальное звучит фальшиво. Характер знакомства с жертвой, разница возраста, среды…

Пикар : Каковы ваши выводы?

Тевене : Я как раз хотел вам их изложить. Думаю, сам Жан-Марк, убив любовницу, отрубил у нее руку и, завернув в китайский халат, положил в чемодан, который купил или украл в любом гардеробе. Предполагаю, что он хорошо обдумал, как откроет его в присутствии семьи. Да, это ужасно, зато его версия выглядит правдоподобнее: замена, месть. Словом, парень рассуждал так: «Они никогда не поверят, что я могу быть таким подлецом или сумасшедшим, чтобы…» Алло!

Пикар : Я слушаю вас с огромным интересом. Когда вы собираетесь нам его прислать?

Тевене : К сожалению, у меня нет свободных двух инспекторов.

Пикар : Завтра я пришлю вам одного из своих.

Тевене : Не хотел бы обременять вас просьбами, но…

Пикар : Но пределом мечтаний был бы сам Бело, верно?

Тевене : Вы угадали.

Бело просмотрел последние строчки стенограммы. В них речь шла о кнедликах и пулярках из Нантюа.

— Ну, и что ты скажешь?

— Прикажи выдать мне необходимые бумаги.

— Трюфло, готовы бумаги для комиссара?

— Вот, пожалуйста.

Вместо слов благодарности Бело улыбнулся.

— Я выеду вечером. Ты не мог бы направить кого-нибудь на улицу де ла Ферм вместо Симона?

— Как с этим, Трюфло?

— Конечно, можно послать Тюссена или Малькорна.

— Пусть идет Тюссен. А теперь рассказывай, Бело.

Когда в первом часу дня Бело пришел в кабинет Пикара вторично, шеф института судебной медицины, подвижный доктор Дампьер, принес результаты вскрытия трупа.

— Надо признать, вы меня не балуете банальными случаями, — сказал доктор. — А сегодня мне достался действительно смачный кусок — это для специалиста. Я не говорю об отрубленной руке. Какой-то сумасшедший или извращенец отрубил ее топориком. Я беседовал по телефону с Боннтетом, он был очень удивлен, что рана, нанесенная посмертно, может так кровоточить. Конечно, может даже много часов, если она нанесена в область гипо… то есть я хотел сказать…

— Мы столько лет ваши постоянные читатели, что в вашей терминологии для нас нет загадок, — сказал Пикар.

Дампьер не любил, чтобы его прерывали.

— …я хотел сказать, что свисающая рука создает для этого просто идеальные условия. Все это я написал в своем отчете и, конечно, не для этого поднялся к вам. Речь идет о ране в спине, которая послужила причиной почти мгновенной смерти. Из глубины моей памяти в связи с ней выплыло одно сочное выражение, которое я слышал, еще будучи студентом. Мы обязаны им старому Фарабефу. Вы слыхали о Фарабефе?

— Фарабеф? — Пикар задумался, потом обратился к Бело:

— Слышал?

Бело отрицательно покачал головой.

— Нет, мы не слыхали о Фарабефе, доктор. Он никогда не фигурировал в ваших отчетах.

— В этом тоже не фигурирует. Это было бы несерьезно. Очень острый предмет, которым воспользовался убийца, — я считаю, что это нож для разрезания бумаги, — вошел между позвонками — седьмым шейным и первым спинным, разрезав сразу две артерии. А знаете, как Фарабеф окрестил такой удар? «Удар ревнивого стилета!»

За время своей работы Бело уже трижды бывал в Лионе. Ему нравился город и лионские коллеги. Их сдержанность, которая может поначалу показаться враждебностью, с течением времени переходит в дружеское отношение. Среди доброжелательных лиц можно было спокойно работать. Некоторые считали, что дело тут в особой коммуникабельности Бело. «Что посеешь, то и пожнешь», — отвечал он.

Пообедал Бело в вагоне-ресторане. Приехал он уже в сумерки. Несмотря на это, он решил, удостоверившись, что в гостинице для него заказан номер, отправиться прямо на улицу Вобан. Завтра с раннего утра он серьезно возьмется за дело. Ему необходимо успеть на ночной поезд до Парижа. Утром в среду он должен быть на набережной Кэ-дез-Орфевр.

Бело, любивший одиночество, никак не думал, что кто-то может его ожидать. Поэтому он очень удивился, увидев на пороге отеля улыбавшегося Сенвиля.