Андрей Кивинов - Вторжение в частную жизнь

– Любовь.

– А-а-а… Не знаю. Иногда сюда звонят, но насколько это серьезно, я сказать не могу. Он не очень на такие темы.

Мне немножко надоело. Песню с припевом «Не знаю, не помню, забыл» я выучил наизусть и тем не менее вынужден каждый день повторять по вине свидетелей-певцов. Аннушка особой оригинальностью в певческом искусстве тоже не отличается. Поэтому, взяв у секретарши адрес родителей Вити, проживающих где-то под Брянском, я поднялся и решил вернуться к соратнику, бушующему за стеной.

– Вот мой телефон, Ан-н-на. Догадываетесь, не для того чтобы пригласить меня в ресторан, а для того чтобы позвонить, если мелькнет идейка…

Судя по недовольной мине соратника, он слушал ту же песню. Если не хуже. Я присоединился к прослушиванию.

Коту на экране по-прежнему не везло. Дымовая пелена сигарет делала кабинет похожим на школьный туалет во время перемены. Это двубортный пиджак постарался. Евгений, увидев меня, захлопнул блокнотик и поднялся.

– Все. Вас позже допросят, постарайтесь вспомнить еще что-нибудь. До свидания.

Подтолкнув меня к двери, он вышел сам.

– Чего ты такой резкий, товарищ начальник? Живот пучит?

– Черт, мне ж отзвониться надо, доложить. По башке получу. Ты куда провалился?

– В туалет. За завтраком веревку съел. За стенкой был, там секретарша.

– Есть что?

– Ага. Песня Розенбаума про глухарей. Разгулялись не на шутку. Как, наверное, и у тебя.

– А, тут в их заморочки полгода вникать надо, а не полчаса. Если они, общаясь с ним каждый день, ничего не предполагают, то что наработаем мы? Тьфу, тридцатая «мокруха» зависает. Получу по шапке.

– Ты-то тут при чем?

– Не организовал работу. Так, короче, поехали назад, может, что обход дал.

Лично я не очень-то рассчитывал на обход, но Женьку понимал. Надо охватить все. Хотя бы по давно налаженной и неизменной схеме. Чтобы отрапортовать по форме: осмотр произвел, связи по коммерции отработали, связи по личной жизни отработали, но преступник, мерзавец, почему-то не пойман. Сейчас будем составлять расширенный план по его изобличению. Составляйте! Есть! Тьфу, черт, извините, новая «мокруха». Опять, надо ж как прорвало! Хорошо, выезжайте. Через час доложите. Есть. И так без перерыва. Завтра бедный Евгений уже забудет про сегодняшний случай, потому как завтрашний день принесет новые заботы. «Слепой, сыграй-ка мне Чикаго».

– Кстати, Евгений, не забудь позвонить диспетчеру по заказным убийствам. Может, на Куракина поступала заявочка?

– Чернушник ты, Ларин.

– Я реалист. Ты уверен, что такого диспетчера не существует? Лично я не уверен. Спрос рождает предложения. А когда спрос велик, дело должно ставиться на профессиональный уровень. Извини, но это доказанный факт.

Статья пятая уголовно-процессуального кодекса: «Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит прекращению: пункт первый – за отсутствием события преступления; пункт второй – за отсутствием в деянии состава преступления; …пункт одиннадцатый – если потерпевший бандит или склонен к бандитизму». Спокойно, граждане! Пункта одиннадцатого в кодексе не существует. Пока. Он существует только в воспаленном и циничном мозгу некоего товарища Ларина. Который только и умеет, что отказывать по первым двум пунктам всем обворованным и ограбленным гражданам. Так теперь, подлец, и к убийствам подбирается. Лишь бы не работать! Если человек склонен к бандитизму… Надо ж такое придумать? Ну и что? Ну склонен, не поделил там что-то с братвой. А вам бы лишь материал в архив списать!

Да, но зато раскрываемость как поднимается! Раза в два точно. Всех в архив.

Нет, товарищ Ларин, что-то вы заработались. Бандит тоже человек – это раз; бандитами не рождаются, бандитами становятся в силу тяжелой жизни – это два; и бандит, как и любой законопослушный гражданин, имеет право на защиту государства – это три. Так что это не ваши проблемы, товарищ Ларин, – бандит там, не бандит. Для вас он потерпевший и будьте любезны искать его обидчиков без всяких одиннадцатых пунктов.

Законодательная муза посетила меня, когда я, сидя в кабинете, изучал материал о краже банок с огурцами из детской коляски, стоявшей в подъезде. Банки укатили вместе с коляской. Собака след не взяла. Собакой в данном случае выступил я сам. Пройдя по следам тоненьких колес, я остановился на окраине местного парка, где был облаян настоящей собакой. И вот десять дней спустя я пытаюсь усмотреть в действиях любителя огурцов отсутствие состава преступления; огурцы уже съедены, и вряд ли я их найду, а возбуждать «птичку с красными бровями» чревато ухудшением показателей. Мне, конечно, до этих показателей дела нет, но вот ребятам, что повыше, еще как. Они на них Богу молиться готовы. А поэтому мне сейчас приходится с этими чертовскими огурцами мучиться.

Однако что же придумать? Ага! А вдруг заявитель их сам сожрал, чтобы перед женой, к примеру, обставиться? Точно. То-то от него лавровым листом несло. Эх, черт, это ж в материале не отражено. О, есть другой вариантик. Взявший коляску мог решить, что огурцы специально выставлены в подъезде для бедняков или бездомных. В благотворительных целях, одним словом. Ну и забрал, без всякого умысла на кражу. А то, что человек был бездомным, видно из осмотра места преступления – следы-то в лес привели.

Отлично!!! Быстренько копировку, бумагу, ручку! Сейчас такой отказничек сварганим – пальчики оближешь. Как говорил кардинал Ришелье: «Это надо не мне, это надо Франции». Ну, в моем случае не Франции, а Родине. Чтоб не портить ейный авторитет в глазах мировой общественности. А то кричат на всех углах: русская мафия, преступность, низкая раскрываемость… Глупости какие, право. Вот, чтоб не кричали, и существуют пункты номер один и номер два. Подите вы, товарищ, со своими огурцами в болото…

Так, с маринадами и соленьями покончено. Что тут следующее на повестке дня? Ага, домашние тапочки. Неужели отечественная преступность и до них добралась? Да, это, конечно, бардак. Оставлять людей без комнатной обуви – разгул и беспредел. Джинн, вырвавшийся из бутылки…

Фу, слава Боженьке, тапочки, оказывается, не сперли. Их, оказывается, прибили гвоздями к полу коммунальной квартиры. Какая прелесть! Очень, очень оригинально. Соседи по коммуналке – самые сердечные люди на свете. Вне всяких сомнений. Не знаю, в большинстве своем или меньшинстве, но сердечные.

Дядечка, кажется, носик сломал. Влез в тапочки, сделал широкий и гордый шаг вперед на кухню и… Ой-ой-ой, как больно и как обидно. Хочется барабанить во все коммунальные двери и иступленно орать: «Кто-о-о?!» Что и было немедленно проделано. Но результатов никаких не принесло. Частное расследование быстро заходит в тупик. Тогда обращаемся к расследованию государственному. Пускай этим занимаются те, кому это положено по долгу службы и велению сердца. Требуем экспертиз, следственных экспериментов, очных ставок и возмездия. Нос стоит дорого. «Каждому советскому жильцу – отдельную квартиру, каждой советской женщине – отдельного любовника!» О, пардон, не туда понесло…