Кэрри Лонсдейл - Лазурь на его пальцах

« Я бы обыскал весь свет, обшарил каждый уголок земли », – словно отозвались у меня в сознании его слова. Этот человек был или слишком глуп, или чересчур влюблен. Причем именно в меня.

Я быстро отвернулась.

– О чем ты сейчас думаешь? – тихо спросил Ян.

По моим щекам вновь пополз предательский румянец. Я кашлянула, прочищая горло.

– Я думаю о тебе. О нас. О том, почему ты сейчас здесь, – храбро призналась я. – Почему ты со мной поехал?

Он молча смотрел на меня, казалось, целую вечность.

– Однажды я потерял очень дорогого мне человека, – наконец заговорил Ян, – потому что не пошел за ней. Я был ужасно зол и обижен и потому позволил ей уйти. Но потом мой гнев рассеялся, я понял, что она была не виновата, обидев меня. Она ничего не могла с собой поделать. Но понял я это уже слишком поздно: она давно уже исчезла, и я даже не представлял, куда.

Ян задумчиво воззрился на океан. Легкий ветерок теребил его волосы. Мне даже в голову не пришло ревновать его к той женщине, которая так прочно владела его сердцем, – столь глубокой и давней казалась его боль. В этот момент мне больше всего хотелось погладить Яна, пробежаться пальцами по его волнистым волосам, попытаться успокоить.

– Кто она была?

– Моя мать. – Он подался ко мне, накрыв мою ладонь своею. – Так вот, благодаря ей я и осознал, что нельзя легко отпускать от себя тех, кто для тебя в жизни важен. Близких друзей, людей, которые тебе дороги. – Он погладил большим пальцем мою кисть. – Ты очень дорога мне, Эйми. Дороже, чем ты думаешь.

От его слов я ощутила в себе какой-то мощный импульс. Невероятный заряд пробежал по руке от того места, где Ян меня касался, словно электризуя кожу.

– Я очень рада, что ты здесь, со мной. А еще рада, что ты пригласил меня на ужин. Это замечательно.

Он заправил мне за ухо строптивую прядь.

– Готов поспорить, здешняя еда не идет ни в какое сравнение с твоей. Я просто очень счастлив быть здесь рядом с тобой.

– Наш ужин еще не подали, а ты уже его критикуешь, – улыбнулась я.

– Знаешь, за время моих путешествий я накопил изрядный гастрономический опыт, – усмехнулся Ян. – Но вот в последние несколько месяцев я вечерами прихватывал домой приготовленную тобою еду. Так что теперь, когда я вкусил наилучшего, мне довольно трудно будет пробовать что-то иное. – Лицо его внезапно омрачилось, в мягком сиянии свечей на нем проступила грусть. – Будет ужасно жаль, если ты не вернешься в свою кофейню. У тебя редкий кулинарный талант, чтобы им разбрасываться. Он обязательно должен быть оценен людьми.

– Как и твои фотокартины?

Ян кивнул.

– В твоих рецептах кроется какое-то волшебство. Мне кажется, ты уже достигла того, что собиралась сделать. Ты создала совершенно уникальные кофейные шедевры, и твои клиенты непременно будут возвращаться к тебе снова и снова, потому что от твоей кухни и напитков им становится лучше и радостнее. Это как «Восход над Белизом»: манит тебя туда поехать. Лишь истинные художники способны своими творениями вызывать такой эмоциональный отклик. И ты, Эймс, тоже художник.

Вспыхнув, я наклонила голову. От его комплимента мне захотелось петь и плясать. Однако обеспокоенность Яна все же передалась и мне.

– Но я не собираюсь бросать свою кофейню.

– А Карлос? Ведь, по всей вероятности, это все-таки Джеймс. А что, если он не захочет уезжать из Мексики? Ты останешься с ним?

Теперь уже Ян и не скрывал своего страха, и это чувствовалось по его лицу и по тому, как напряглись его плечи. Он явно боялся меня потерять.

– Надеюсь, до этого все же не дойдет, – сказала я, хотя и понимала, что рано или поздно мне придется сделать выбор.

Наконец официантка доставила нам заказанные блюда. Когда мы поужинали, Ян расплатился по счету и тут же взялся за камеру, меняя установки и настраивая оптику. Слушая щелчки и пиканья его фотоаппарата, я, не сводя глаз, смотрела на протянувшуюся по океану лунную дорожку. Моих губ коснулась легкая улыбка. Эти звуки теперь всегда будут у меня ассоциироваться с Яном. И хотя мы договорились сегодня не говорить ни о кофейне, ни о фотографии, мы все равно в итоге завели речь о работе – впрочем, меня это ничуть не покоробило. Мне нравилось то, с какой страстностью Ян относится к своему делу. Нравилось…

Неожиданно Ян меня сфотографировал, внезапно полыхнувшей вспышкой оборвав мои мысли.

– Зачем ты это сделал? – сморгнула я.

– Ты прекрасна. – Он получше рассмотрел на экранчике полученное фото. – Ты так восхищенно смотрела на океан, и мне очень понравилось выражение твоего лица. Оно было таким умиротворенным!

– Да уж… – буркнула я, складывая на коленях салфетку.

– Я еще ни разу не видел у тебя такого лица, и мне захотелось сохранить этот образ.

Он дал мне взглянуть на изображение и тут же отвернул камеру обратно, оставив меня под впечатлением того, будто я видела незнакомку.

– И как здесь продвигаются твои дела с фотографиями? – В этот раз Ян мало снимал пейзажи, предпочитая им события местной культуры и обыденную жизнь. То есть в основном фотографировал людей.

– Да не так и плохо, как я ожидал.

– Это потому, что ты настоящий мастер.

Он пожал плечами.

– Вообще-то я не всегда так уж любил свою работу.

На лице его отражались совершенно разные эмоции. Уже знакомые мне тоненькие морщинки над скулами выдавали беспокойство. Я погладила его руку большим пальцем:

– Мне кажется, твоя работа сама любит тебя. Ты способен находить красоту там, где другие ее попросту не видят. Или предпочитают не замечать. У тебя талант.

Ян смущенно что-то буркнул, закрывая объектив крышкой.

– Тут несколько людей согласились стать моими моделями и позволят поместить их фотографии на выставке. Ты не возражаешь, если я выставлю там и твои снимки?

Я отпрянула назад:

– Мои?!

– Я их не стану продавать. Твои фотографии ни за что бы не смог продать, – добавил он задумчиво и отложил фотокамеру. – Когда вернемся домой, Венди пришлет тебе бланк разрешения. Ты уже закончила? – Он показал на мою пустую тарелку.

Я кивнула.

– Отлично. Тогда пойдем посмотрим, может, на наши головы свалятся какие-то приключения? – Он посмотрел на меня с озорной улыбкой, и я рассмеялась.

Мы отправились в бар выпить по коктейлю. Там, на маленькой сцене, выходящей на патио с бассейном, поблескивающим под светом белых мерцающих ламп, играл небольшой мариачи-бэнд [27] Мариачи (марьячи) – наиболее распространенный жанр мексиканской народной музыки. .

Неожиданно схватив меня за руку, Ян устремился к танцполу. Я пронзительно вскрикнула.

– Все-все, поздно говорить, что ты не любишь танцевать, – громко, перекрывая звуки труб, сказал он.

– Я и не говорила никогда, что не люблю танцевать, – прокричала я ему в самое ухо. – Я как раз люблю танцевать. Просто музыка тут… Какая-то она…