Алан Брэдли - Сорняк, обвивший сумку палача

Я вопросительно посмотрела на нее.

— Пожалуйста, сделай одолжение. Мне надо еще подготовить костюм, и я не очень хочу видеть его сейчас.

На самом деле я тоже не особенно жаждала видеть Руперта. Переставляя ноги по ступенькам на сцену, я думала о Сидни Картоне, восходящем на эшафот на встречу с мадам Гильотиной. [45] Сидни Картон — персонаж самого популярного романа Диккенса «Повесть о двух городах», пожертвовавший собой, поменявшись в тюрьме местами с мужем безответно любимой женщины, чтобы спасти того от эшафота. Я увидела щель между черными кулисами, висевшими по обе стороны кукольной сцены, и вступила в другой мир.

Повсюду были крошечные озерца света, сверкающие ряды электрических переключателей и пультов управления, провода и кабеля, извивающиеся во всех направлениях, и мерцание лампочек, пусть неяркое, не позволяло видеть сквозь тени.

— Проходи, — произнес голос из темноты надо мной. Руперт. — С другой стороны есть лестница. Смотри под ноги.

Я на ощупь обошла заднюю часть сцены и руками нащупала перекладины. Несколько шагов, и я оказалась на возвышающейся деревянной платформе, пересекающей кукольную сцену.

Прочные перила из черного металла поддерживали Руперта за талию, когда он наклонялся вперед, чтобы управлять куклами. Хотя те были повернуты так, что я не могла видеть их лица; несколько персонажей висели на веревке позади меня: старуха, мужчина и мальчик, судя по крестьянской одежде.

С одной стороны в поле досягаемости был установлен магнитофон, обе бобины которого были нагружены блестящей коричневой лентой, которая, судя по цвету, могла быть покрыта эмульсией окиси железа.

— Ниалла просила напомнить, что надо уменьшить звук, когда она начнет говорить, — прошептала я, как будто делясь с ним секретом.

— Хорошо, — сказал он. — Не надо шептать. Занавески поглощают звук. Никто нас здесь не услышит.

Не самая успокаивающая идея. Если ему взбредет в голову, Руперт может положить могучие руки мне на шею и придушить в роскошном молчании. И концы в воду. От меня ничего не останется, кроме вялого трупика.

— Ладно, мне лучше пойти назад, — сказала я. — Я помогаю с билетами.

— Хорошо, — ответил Руперт, — но посмотри сюда, перед тем как уйти. Немногие дети получают возможность заглянуть за кулисы.

С этими словами он покрутил большую ручку, и огни на сцене под нами погасли. Я чуть не потеряла равновесие, когда маленький мирок начал образовываться, казалось, из ничего прямо под моими ногами. Я обнаружила, что смотрю вниз, словно бог, в сонный край с синим небом и зелеными раскрашенными холмами. В долине приютился соломенный домик со скамейкой во дворе и с обветшалым хлевом.

У меня перехватило дух.

— Вы все это сделали?

Руперт улыбнулся и потянулся к другой ручке. Когда он двинул ее, дневной свет угас, превратившись в темноту, и в окнах домика зажегся свет.

Хотя я смотрела на это сверху вниз, я почувствовала острую боль — странную и необъяснимую боль, которую никогда прежде не ощущала.

Это была тоска по дому.

Теперь еще больше, чем раньше, когда я бросила первый взгляд на этот домик, я страстно захотела оказаться в этом тихом месте, прогуляться по тропинке, достать ключ из кармана и открыть дверь в дом, сесть у камина, обхватить себя руками и остаться здесь навсегда.

Руперт тоже изменился. Я видела по его лицу. Освещенные снизу, его черты совершенно разгладились, и он благожелательно и широко улыбнулся.

Перегнувшись через перила, он подался вперед и снял черный хлопчатобумажный капюшон с громоздкого предмета на краю сцены.

— Познакомься с великаном Галлигантусом, — сказал он. — Последний шанс перед тем, как он понесет заслуженное наказание.

Это был лик чудовища, черты которого исказились в выражении вечной ярости и были испещрены фурункулами, подбородок покрыт седеющей черной щетиной, торчащей ковром.

Я пискнула и сделала шаг назад.

— Он из папье-маше, — объяснил Руперт. — Не бойся, он не так страшен, как кажется. Бедный старик Галлигантус, а вообще, я к нему нежно привязан. Мы здесь с ним проводим немало времени в ожидании конца спектакля.

— Он… чудесный, — сказала я, сглотнув. — Но у него нет веревок.

— Нет, он не совсем марионетка — на самом деле это просто голова и плечи. Ног у него нет. Он прикреплен петлями в том месте, где должна быть талия, удерживается прямо, вне поля зрения за сценой, и… обещай, что ты нигде это не повторишь, это фирменный секрет.

— Обещаю, — сказала я.

— В конце пьесы, когда Джек рубит бобовый стебель, мне надо лишь поднять вот этот рычаг — он подпружинен, вот видишь, и…

Когда он прикоснулся к нему, маленький металлический брусок взлетел, словно сигнал семафора, и Галлигантус опрокинулся вперед, падая перед домиком и чуть ли не полностью заняв сцену.

— Это всегда заставляет первые ряды испуганно выдохнуть, — заметил Руперт. — Всегда смеюсь, когда я это слышу. Правда, приходится позаботиться, чтобы Джек и его бедная старушка-мать не оказались на его пути. Не могу допустить, чтобы их раздавил падающий великан.

Потянувшись вниз и схватив Галлигантуса за волосы, Руперт поднял его наверх и снова закрепил на месте.

Что необъяснимо поднялось со дна моей памяти в этот момент, так это проповедь, которую викарий читал в начале года. Частью текста, взятого из Книги Бытия, была фраза: «В то время были на земле исполины». В оригинале на иврите слово «гиганты» было nephilim, что, как он сказал, означало жестокие хулиганы или свирепые тираны: физически небольшие, но страшные. Не чудовища, но человеческие создания, преисполненные злобы.

— Мне лучше пойти вниз, — сказала я. — Спасибо, что показали мне Галлигантуса.

Ниаллы нигде не было видно, и у меня не было времени ее искать.

— Дорогуша, дорогуша, — произнес викарий. — Не знаю, что тебе поручить. Просто будь в общем полезной, ладно?

Так я и поступила. В течение следующего часа я проверяла билеты и пропускала людей (преимущественно детей) на места. Я сердито посмотрела на Бобби Брокстона и жестом велела ему убрать ноги с перекладин сиденья перед ним.

— Это место зарезервировано для меня, — угрожающе прошипела я.

Я забралась на кухонный прилавок и обнаружила там второй чайник, который кто-то засунул в самую заднюю часть верхней полки, и помогла миссис Дилэни составить пустые чашки и блюдца на поднос. Я даже сбегала на почту разменять десятифутовую банкноту мелочью.

— Если викарию понадобятся монеты, — сказала мисс Кул, почтальонша, — почему бы ему не вскрыть картонные копилки из воскресной школы? Я знаю, эти деньги для миссионеров, но он всегда может засунуть туда банкноты взамен тех, что взял. Спасем его от покушения на пенни его величества, да? Но викарии не всегда так практичны, как можно подумать, да, детка?