Стивен Джонс - Новая книга ужасов

Пока я ждал, мне показалось, что я видел глаза, уставившиеся на меня из часов на каминной полке. Мне также показалось, что я видел двух огромных и тонконогих белых пауков, ползающих по книгам на стеллажах.

Наконец послышались три громких удара в дверь, и я пришел в себя, сердце быстро застучало. Я открыл дверь навстречу дождю и в неверном ночном свете увидел двух расхитителей могил. Они неприятно улыбались, мокрые волосы облепили их бледные лица. Я достал пачку денег и запихнул ее в карман ближайшему.

Они затянули гроб в дом и поставили его в центре комнаты. А потом наконец оставили меня наедине с ним. Какое-то время на ковер с промокшего гроба капала вода, и рядом с ним появились темные лужи, которые медленно расширялись, пропитывая блеклый и потертый ворс. Несмотря на то, что деревянные края гроба были ветхими и изъеденными сырыми пятнами зеленоватой плесени, крышка все еще была надежно прибита ржавыми гвоздями. Я с осторожностью и тщанием готовился к этому моменту, так что все необходимые инструменты лежали в соседней комнате, однако нечто, внезапное предчувствие беды, заставляло меня бессмысленно медлить. Наконец, с огромным усилием воли я взялся за гвоздодер и долото и встал на колени рядом с гробом. Я резко потянул крышку вверх, а затем опустил ее, оставив ржавые гвозди торчать над деревом. Потом я вытащил их один за другим. Казалось, что прошла вечность – вытягивая гвоздь, я медленно ронял его в растущую кучу у моих ног. Губы пересохли, и я едва мог держать инструменты в скользких руках. Струи дождя, все еще стекавшего по стеклу, отбрасывали дрожащие тени на комнату и крышку гроба. Я поднял ее очень медленно.

В гробу лежала фигура, покрытая тонкой тканью, которая от времени стала бесцветной. Длинные руки и вытянутые пальцы были сложены поверх груди. Казалось, черные волосы Лилит Блейк выросли, пока она спала в склепе, и теперь доставали ей до талии. Ее головы не было видно в тени, поэтому я нагнулся ниже, чтобы рассмотреть ее. На лице не было и следа увядания, я видел его ясно, как на фотографии, но теперь в его выражении было нечто ужасное, совсем не похожее на разложение, которого я практически ожидал. Кожа была вздувшейся и белой, она напоминала краску для манекенов. Чувственные губы, которые так притягивали меня на фотографии, теперь казались омерзительными. Они были матовыми и не скрывали маленькие, острые, желтые зубы. Глаза были закрыты, а ресницы казались длиннее, будто тоже выросли. Они напоминали мне лапки пауков. И пока я наблюдал за ее лицом, борясь с отвращением, меня вновь посетило то самое ощущение, что и возле склепа.

Казалось, что мое сознание смешивается со снами. Два состояния стали одним, у меня возникли видения какого-то дьявольского восторга. Сначала я снова увидел трупы, которые не гнили, словно миллион могил враз открылись, освещенные фосфорическим сиянием приостановленного увядания. Но увиденное привело к еще более пугающим кошмарам, которые я мог смутно разглядеть, будто сквозь колеблющийся пар. Ужасы, которые разрушили бы мой разум, если бы я четко разглядел их. Происходящее напомнило мне: все, что мы называем нормальностью, на самом деле обусловлено лишь тем, насколько успешно мы скрываем свое сумасшествие.

Затем я пришел в себя и увидел, что Лилит Блейк проснулась. В то время как она медленно открывала глаза, заклятье было разрушено, и я взглянул в них с нарастающим ужасом. Они были пустыми и отвратительными, они больше не принадлежали человеку, это были глаза существа, которое видело то, что ни один живущий видеть не мог. Ее рука поднялась, и длинные пальцы слабо ухватились за мою шею, словно пытаясь поцарапать, или, возможно, приласкать меня. Благодаря прикосновению ее холодных рук, мне удалось призвать достаточно силы воли, чтобы захлопнуть крышку и забить гроб гвоздями, борясь с желанием снова взглянуть на проснувшееся видение. Затем, под убаюкивающий шум дождя, я сжег гроб и его страшное содержимое на заднем дворе. Когда я смотрел на огонь, мне показалось, что я слышал крики, напоминавшие проклятия на зловещем и непонятном языке, которым были написаны рассказы Лилит. Но вскоре шум прекратился, затерявшись в рокоте пламени. И лишь спустя время я обнаружил, что прикосновение белых пальцев Лилит оставило нестираемые следы на моей шее.

После этого несколько месяцев я провел, путешествуя по южным странам, купаясь в лучах солнца и наслаждаясь короткими ночами. Но мои мысли постепенно возвращались к «Белым рукам и другим историям». Я размышлял, возможно ли одержать над ней контроль, прочитать ее целиком и использовать, чтобы достичь своей цели. Наконец соблазн победил. Я убедил себя в том, что уже перенес все самые темные ужасы, что все это было лишь подготовкой к встрече с тайнами книги, какими бы непристойными они ни были. И поэтому, снова вернувшись в Хайгейт, я начал расшифровку и толкование загадочного языка книги, все больше погружаясь в ее темные загадки. Конечно, у меня получится контролировать свои сны и побеждать кошмары. Как только у меня получится, я окажусь в раю навсегда…

Текст письма, написанного Джоном Харрингтоном во время лечения в психиатрической больнице Модслей:

Дорогая моя женушка Лилит,

я не знаю, почему ты мне не пишешь и не навещаешь.

Люди, наблюдающие здесь за мной, очень добрые, но они не разрешают использовать зеркала. Я знаю, что у меня на лице что-то ужасное. Все боятся смотреть на меня. Они забрали твою книгу. Они говорят, что в ней бред. Но теперь я знаю все секреты.

Иногда я смеюсь и не могу остановиться.

Но мне нравятся белые руки, которые ночью ползают по моей кровати, словно два паука.

Они смеются вместе со мной.

Пожалуйста, пиши или приходи.

Люблю тебя всем сердцем,

Джон.

[162]

По моему мнению, красноглазая летучая мышь Леса Эдвардса, которая украшала обложку шестнадцатого выпуска The Mammoth Book of Best New Horror , являлась одним из самых сильных образов, который мы когда-либо использовали для книг.

Это было очередное издание объемом более чем в шестьсот страниц. Выполняя обещание, данное редактору, я смог ограничить «Предисловие» всего лишь восемьюдесятью страницами, а «Некрологи» сократились до пятидесяти одной.

Некоторые читатели, кажется, не осознают, что нехудожественные разделы книги ничего не отнимают у художественного содержимого. Каждый год у меня есть определенная сумма денег на оплату рассказов, и все прочие материалы я добавляю без увеличения редакторских расходов. Если бы не внешние факторы, количество рассказов в каждой книге все время оставалось бы ровно тем же самым.