Виктор Черняк - Куклы Сатила. Разработка сержанта М

— Не надо лгать, — неожиданно для себя впал в назидательность Сток.

— Догадываюсь, что не надо.

Хамка дала щелчок по носу. Плевать! Сток зашагал к «ланче»; раньше болезненно пережил бы выпад, теперь все изменилось, он знал — его ждут, его не обманут: ощущения, неожиданно ворвавшиеся в его жизнь, можно длить бесконечно.

На работе Сток быстро расшвырял дела, связался с зарубежными клиентами, выверил курсы валют и котировку ценных бумаг на биржах, интересовавших его сегодня. Ровное настроение не посещало давно, и сейчас Сток купался в умиротворении, как издерганный служака в водах отпускного моря. И все же тлело беспокойство, незначительное, труднообъяснимое. Сток пытался понять, что его тревожит. Припомнил утро в мельчайших подробностях. Кукла дремала — каково? — когда Сток уходил. Поймал себя на том, что называет ее безлично — кукла. Нехорошо. Должно дать ей имя. Перебрал несколько и не остановился ни на одном. Может, кукла — не так уж плохо? Ни на что не похоже и без выкрутасов — просто кукла, самая любимая кукла в жизни одинокого, застрявшего на полпути от юности к старости мужчины.

Беспокойство накатывало волнами, Сток вот-вот ухватит его причину. Каждому ведомо чувство припоминания, кажется, еще секунда — и возникнет отчетливая картина забытого. Сток остановился на беседе с дежурной: увидел отдельно от владелицы губы, раскрытые и подрагивающие, расставленные колени, испуг, кривляние вперемежку с озабоченностью.

Итак, еще раз. Конторка в остеклении, девица с алым бантом в тяжелых кудрях, сумбурная перепалка придирчивого жильца и приходящей работницы. Остекление конторки!.. Сток сосредоточился: искомое как-то связано со стеклом. К прозрачной плоскости клейкой лентой прилеплены открытки с Джоном Уэйном в ковбойской шляпе, Рэдфордом в соломе бесподобных волос, синеглазый Ньюмен с едва опущенными внешними уголками век, и саркастическим изгибом губ…

Сток невольно повторял: стекло, стекло, стекло. И тут же увидел стекло на столе перед дежурной и бумажку под стеклом.

Вот оно! Номер телефона! Сток скользнул по строчке цифр безразличным, не фиксирующим взглядом, и все же привычка запоминать числа, работать с ними сказалась. Такую строчку цифр Сток уже видел когда-то, точно знал, что видел, и даже звонил по этому номеру. Но так же, как минуту назад Сток не сомневался, что определит причину беспокойства, так же теперь отчетливо понял: цифр номера не вспомнить. Хотел поднять трубку, связаться с дежурной, уточнить интересующее, вовремя решил — не надо, еще спугнет, лучше на месте склониться к голове с черными кудрями, извиниться за утреннюю резкость и… не одалживаясь, прочитать номер.

Едва досидел до конца рабочего дня. «Ланча» послушно несла к дому. Сток купил две упаковки креветок, майонез, пять банок черного ирландского пива, в коробке перед кассиршей подцепил стопку мягких тряпочек, только сейчас пришло в голову, что куклу надо протирать, впрочем, материал ее совершенен, похоже, способен к самоочищению.

Кассирша напомнила дежурную: такая же неуемная косметика, такое же плохо скрытое желание утвердиться в жизни, такой же недвусмысленный вызов — готова на все ради достижения задуманного.

Сток сунул покупки в пакет, вышел на стоянку перед магазином, увидел «пежо» с открытым верхом — такой же как у Эмери, вспомнил друга. Дня три, если не больше, не разговаривали, ощутил укол совести. Эмери всегда готов протянуть руку помощи, не на словах — на деле, а Сток то отгораживается бедами, то боится потерять неожиданно обретенное и друга избегает. Надо б позвонить. Стока неприятно удивило, что обычно звонил Эмери, а сам Сток редко. Свинья! Сток, недовольный собой, швырнул пакет в багажник.

Ветер с залива принес дождь, шпили Старого города погрузились во мглу, огни телебашни парили в промозглой серости, как бы сами по себе, не привязанные к материальности башенной ноги, шар бассейна блестел под тугими струями.

На мосту через Большую реку возник затор: грузовик занесло на ограждение, правый стальной ус на капоте погнулся, свесился над водой. Разбрызгивая лужи с разных сторон моста, мчались три полицейские машины: две от центра, одна — с севера.

Затор изменил прикидки Стока, «ланча» подкатилась к дому на четверть часа позже, чем рассчитывал хозяин, как раз в момент, когда пуэрториканка отбыла на «остине» начала шестидесятых годов, купленном не более чем за три-четыре сотни. Сток зло смотрел вслед удаляющейся развалюхе.

В конторке, будто экспонат под стеклом, уже сидела другая дежурная. Сток приветливо кивнул, подошел вплотную, склонился и громко — зная о глухоте дамы в черном — поинтересовался:

— Вы не в курсе?.. Стиральные машины в подвале сегодня работают?

Глаза Стока смотрели на стол под стеклом, туда, где утром он заметил бумажку с номером телефона.

— Здрасьте, — промурлыкала бабулька, и Сток понял, что вопрос про стиральные машины не грех повторить.

— Нет, не работают, — сокрушилась старушка. Сток уже отходил к лифтам.

Бумажки с номером телефона под стеклом не было.

Вечером в пятницу объявился Эмери. Договорились на уик-энд выехать за город, подышать, повидаться.

В субботу утром после нескольких дней проливных дождей город сиял: голубая гладь залива будто пропитывала голубым закоулки и кривые улочки, шпили Старого города золотились на солнце, белый шар бассейна будто парил в волнах зелени, далеко на севере за истоками Шнурка на горизонте высились горы. Машины друзей неслись по Седьмому шоссе к горам и дальше через перевалы к озеру Слезы Марии — глубокая выемка меж поросших соснами склонов ущелья питалась десятками потоков, сбегающих с крутизны в хаосе первобытных валунов.

Добрались чуть более чем за полтора часа. Эмери расстелил два пледа у деревянных мостков, нависающих над гладью озерных вод. Сток поставил парусиновый стульчик под высоченную сосну: охра коры сочилась смолой, ковер опавших игл обдавал запахом хвои и прели.

Эмери повалился на живот, откупорил банку пива, протянул Стоку.

Сток опустился на стул, откинулся на спинку, прижатую к стволу, ощутил меж лопаток шероховатую поверхность дерева, запрокинул голову: ствол, будто стальная труба — ни единого изгиба, возносился к небесам, увенчанный клоком продуваемой всеми ветрами зелени.

— Как дела? — Эмери вытер рот салфеткой.

Сток вдохнул запах игл, блаженно перевернул банку, последние капли пива стекли на язык.

Эмери, широкоплечий, с литыми мышцами, нежился под солнцем.

— Не обгори, — предупредил Сток. — Горы, прозрачный воздух, ветерок и все такое…

— Это ты берегись. Блондин, белокожий… С моими испанскими или черт знает какими еще кровями бояться нечего.