Виктор Черняк - Выездной !

- Чё менжуешься? - Подбодрил Колодец. - Чё нанес? Не стесняйся!

Обращение на ты возмутило Шпындро: надо ж, гнус! и не представляет, как Игорь Иванович выхаживал в далеком далеке по шикарным улицам да сиживал в таких местах, что Мордасову А.П. и в страшном сне не привидятся, да чего сейчас-то надуваться, не дружбу же ему водить с Мордасовым, а гордыня делу не помога.

- Может ее опасаешься? - Колодец кивнул на женщину. - Своя! В доле, не боись. Так, Настурция?

По первости Шпындро решил, что ослышался: усталость, волнение, тряска на машине - это позже приспособился наезжать на электричке - а потом убедился: имя подлинное, так и записано в бумагах - Настурция Робертовна Притыка. Так оброс Игорь Иванович нужными людьми: Колодец и Настурция.

Более приезжий из Москвы в давний теперь уже день знакомства не тянул резину, вывалил ручки, пожалев, что мало прихватил, шапочку лыжную, из тех, что у него на антресолях аккуратно завернутые дремали числом этак под сотню, картинки рекламные с часами...

- Часы привозняк? - уточнил Колодец, - или фирма заряжает?

Шпындро в раздражении повел плечами: ишь ты, всё знают, фирма заряжает! Сделал вид, что вопрос не расслышал и только заметил, как усмехнулась Настурция. Вдруг эта пара на крюке, вдруг настучат? Вполне возможно! Шпындро сгреб ручки к себе, одну выронил на пол, наклонился и увидел снизу ноги Настурции: точеные икры, высокий подъем, туфли на тонком каблуке, а вовсе не тапочки, как бы он предположил.

- Старикан! - успокоил Мордасов. - Ты чё? Будто попой на оголенный лэп сел. Не дрожи! У нас вашего брата тьма перебывало, каждый кумекает только он во грехе. Жить-то надо! Всяк смекает: вот она чарующая разница цен меж буржуазным супермаркетом и родимым соцкомком. Значитца так. Ручки оплачиваю в зависимости от размера партии. Чем партия больше, тем скидку оптовую закладываешь круче. Часы сложнее, но учти, так-сяк, а подвинуться надо, мне свой профит дорог. Лыжные колпаки тащи без ограничений, капоры спортивные сейчас в ходу, полетят с песнями. Лакоста придержи, он кусается, если только для нас самих раздобудь подешевле. Оформлять не будем! Зачем твою фамилию светить! Ты ж выездной, небось? - Мордасов зажмурился и обласканный клиент отметил, что у Мордасова длинные ресницы и зажмурившись, приемщик напоминает кота после сытного обеда.

С тех пор и пошло. Товар Шпындро тащил Колодцу. Ездил на электричке раз в месяц, а если припирало, звонил Мордасову из автомата и сообщал свою нужду. Время летело, год к году, как костяшки на счетах...

Сейчас Шпындро, умевший приноравливаться к разным людям и угождать им любой именно данному типу лиц речью, размышлял, глядя на фирмача:

- Разумеется, преимущества очевидны. Комплектность... стыкуется с отечественными технологиями... Постараюсь разобраться быстрее, но... не скрою, есть и опасения...

Мутноглазый купец - попивает в Расее коробейный иноземец из слабовольных - кивал и улыбался. Шпындро про себя радовался, что теперь вошли в моду тонюсенькие часы: таких пару, а то и боле вполне можно упрятать в хлипкой папке с деловыми бумагами. Купец распрощался, пятясь выскользнул, как много лет назад ханыга в мордасовском комке под взглядом Мордасова. Купец давно уверовал: унижение оплатят сторицей, можно и погнуться.

До обеда Игорь Иванович к папке не притрагивался, а как только стрелки показали половину первого, рассеянно сунул папку под мышку и сбежал вниз к своей "шестерке", будто спешил перекусить в блинную на первом этаже ветхого особняка, славившуюся отменными соусами и похоже мясным, а не хлебным фаршем. Не доезжая метров пятисот до блинной, остановил машину и раскрыл папку, не забыв бросить опасливый взгляд в зеркало заднего вида: так и есть одна пара, две - не скупится, а тут в кармашке еще третья и - ба! - четвертая! Шпындро прикинул, что приобретет на внезапную тысячу и тут же увидел очки на кончике носа Колодца, услышал его с посвистом голос: "Чичас мы вам отслюним!", ощутил запах кожи потертого бумажника, заколотого английской булавкой, трухлявого, никак не предположить, что водившегося с сотенными.

Шпындро отыскал взглядом телефон-автомат, набрал номер магазина. Трубку цапнула Настурция; хоть и много лет прошло и Настурция не раз подтверждала делом, что доверять ей можно, бдительности Шпындро не терял, зацепил ушком трубки погнутый рычаг и потянул вниз, снова вложил двушку, зная, что теперь подключится собственноручно Колодец, так и вышло. Мордасовское "алло-о-э!" прозвучало так напористо и величественно, будто обладатель голоса царил в наиважнейшем учреждении, где решались судьбы страны.

Шпындро, не здороваясь и не представляясь перешел к делу. Баня... сегодня... в семь, что означало: сегодня в семь у ларька Союзпечати на противоположной от комиссионного стороне пыльной площади состоится передача товара.

Шапочку брать? По-прежнему величественный голос Мордасова уверенно преодолевал расстояния, пренебрегая низким качеством связи. Вопрос про шапочку означал: тысячное дело или менее того.

Брать! Шпындро снова подвесил трубку за, будто жеванное стальными челюстями, перекрученное ушко и уставился на исцарапанную гвоздем покраску кабины; восклицательные знаки похабных изречений напомнили о быстро утекающем времени обеда в частности и жизни в целом - опозданий Шпындро себе не позволял - "шестерка" рванула с места к блинной.

Обслужили споро и ласково: календари делали свое дело, а в этом январе Шпындро расщедрился - покос привалил обильный и одарил директрису тканым календарем с вышитыми золотыми нитками цифрами дней. За стол к Игорю Ивановичу никого не подсаживали и он вполне искренне отмечал: нигде в мире за рубль с копейками так не поесть. Чай ему заваривали с жасмином, не таясь, и обычные люди поводили заинтересованно, но и стыдясь, носами и делали вид, что ничего не замечают; сразу видно такому, как Шпындро, положено. Чего тут спорить! Костюм, осанка, галстук, медленные движения, промытость и благополучие производили сильное впечатление. Воспитанный клиент всегда протягивал заранее заготовленные два рубля, делая вид, что ожидает сдачи, а потом, будто вспомнив важное, махал рукой, мол, не надо, и поднимался, не забывая задвинуть за собой стул, как того и требовали правила хорошего тона.

Сегодня Колодец отмечал День возвращения, тот именно день, когда его должники, взявшие рубль, тащили полтора. Мордасов давно убедил себя, что перейти к рублевой, то бишь двойной, наценке - все ж инфляция ощущалась и как раз сегодняшний День возвращения обещал стать этапным. Первым появился Стручок - серо-зеленоватый мужичок в неизменных кирзовых сапожищах, обляпанных первосортной грязью даже тогда, когда уж месяц дождя не видывали. Колодец сбросил долг в ящик, смерил Стручка ласковым, но строгим взглядом, как учитель в школе, пекущийся о судьбах вверенных мальцов, но не слишком верящий в судьбоносную щедрость их будущего, наставил: "Стручок! Скажи братве - ужесточаю хозрасчет - теперь взял рубль, гони два и тэпэ. Жизнь дорожает и я не могу отклоняться от ее магистральных путей. Могут неверно понять..." Колодец хихикнул. Стручок молчал, с подошв сапог отколупывалась густо-коричневая грязь и рассыпалась в прах у кривых ног вечного должника.