Ян Мортенсон - Кубок Нерона

Вопросы, вопросы — их количество росло как снежный ком, а я меж тем взял курс на аэродром, миновал мраморный дворец ООН и стеклянный фасад отеля «Интерконтиненталь». Главное сейчас — убраться из Женевы, и вообще из Швейцарии. В гостиничном номере стреляли, я слышал. Возможно, Роджер Ли лежит там убитый. А Джейн? Не хочется додумывать эту мысль до конца. Так или иначе перестрелка в гостинице была крайне серьезным нарушением швейцарских законов, поэтому розыск наверняка идет полным ходом. Пожалуй, ориентировку с моими приметами и номером автомашины разослать еще не успели, но это вопрос нескольких часов. Если повезет, улечу вечерним рейсом в Париж.

И мне повезло. Опять. Вертолет и «скорая помощь» избавили меня от перспективы оказаться под обрывом со сломанной шеей, а пожарная лестница — от пули в лоб. Теперь наготове стоял парижский самолет.

На аэродроме в моем распоряжении было ровно полчаса, с той минуты, как я сдал ключи от машины даме из прокатной фирмы, сидевшей в зале за стеклянной перегородкой. С билетом до Парижа я поднялся в автобус, который отвез нас к самолету компании «Эр Франс». Шел дождь со снегом, но рейс не отменили, и под красно–белыми зонтиками «Свиссэр» мы по крутому трапу вошли в самолет.

Высоко над горами Юры и виноградниками Бургундии я перед ужином заказал себе двойной мартини. Надо было успокоить нервы. А я никак не мог отрешиться от мыслей о Джейн. Неужели все это было заговором с целью выудить у меня мои секреты? Выходит, ее хозяин знал, что я отправился в Женеву? Мне вспомнилось, как произошло наше знакомство, как она уселась рядом со мной, хотя это было не ее место и в самолете пустовало множество кресел. Лыжи у нее «отстали». А «подруга», с которой она собиралась кататься на лыжах, не смогла приехать, поскольку у нее умерла мать. Но зачем ей понадобилось тащить меня в Альпы? Чтобы они спокойно могли обшарить мой номер, разыскивая банковский код генерала Гонсалеса? Может, Роджер Ли рылся в моих вещах, пока я носился по кручам, а на пятках у меня висели другие мерзавцы?

Я думал о Джейн. О ее больших и серьезных серых глазах. О длинных волосах, щекотавших мне грудь, когда ночью она склонялась надо мной. Нет, в голове не укладывается, не могу я примириться с мыслью, что она злоупотребила моим доверием. Как и Астрид, ныне покойная, жестоко убитая. Может, и Джейн постигла та же участь? Надо будет завтра просмотреть газеты, постараться послушать радио. Но одно или два убийства в женевской гостинице едва ли представляют интерес для заграницы, это новости местного значения. У парижских газетчиков хватает своих сообщений такого рода.

Вместе с ужином подали бутылочку густо–красного «божоле». Я поковырял еду, аппетита не было. Через проход мне улыбнулась темноволосая девушка. Я на улыбку не ответил, только угрюмо кивнул, и она разочарованно отвернулась. Нет уж, я теперь ученый. Меня теперь долго не потянет на разговоры с хорошенькими молодыми женщинами. В последнее время ничего путного из этого не выходило. Мягко говоря.

Ночь в Париже прошла спокойно. Я устроился в гостинице при аэропорте и спал как сурок. А наутро первым же рейсом вылетел в Стокгольм и уже перед обедом был в Арланде.

Я медленно зашагал к подъезду аэровокзала, всех вещей у меня была только пластиковая сумка, а в ней бутылка арманьяка и бутылка «Мартини Росси», сухого белого вермута, без которого не приготовишь настоящий мартини.

Паспортный контроль и таможню я миновал без приключений, хотя таможенник, как и администратор парижской гостиницы, посмотрел на меня с легким удивлением: странный тип, багажа у него только и есть что паршивая пластиковая сумка. Вести о моих эскападах в Швейцарских Альпах до Стокгольма еще не дошли, или, может, полиция ждала добавочной информации.

В автобусе по дороге в город у меня было время подумать. Что теперь делать? Отсутствовал я всего три дня. Вряд ли кто меня хватился. Клео я пристроил у моей приходящей домработницы, Эллен Андерссон из дома № 11 по Чёпмангатан. Сказал, что на несколько дней уезжаю по делам в Гётеборг. Загляну на тамошние аукционы, повидаю кой–кого. Для нее это в порядке вещей. И табличка «Сейчас вернусь» на двери магазина тоже была в порядке вещей. Единственный, кто, возможно, хотел связаться со мной, был Калле Асплунд. Но подписку о невыезде с меня не брали, паспорт не изымали, так что я имел полное право ездить куда угодно, не спрашивая ничьего позволения. Поэтому нечего мудрить, надо ехать прямо домой. И не откладывая, потолковать с Калле Асплундом. Рассказать о Женеве и обо всем, что со мной было.

Когда я, отперев два замка, отворил дверь, на меня пахнуло спертым воздухом. Для взломщика мои замки, конечно, не препятствие, но какое–то время он с ними все ж таки провозится. На коврике под почтовой щелью лежали газеты, пачка счетов и открытка от приятеля, который плавал на яхте где–то в Вест–Индии. Я прошел в гостиную, раздвинул шторы, открыл дверь на террасу.

Все было как обычно, разве что цветы в горшках изрядно привяли. Ну да не беда — сейчас польем и немножко подкормим. И тем не менее что–то было не так, что–то изменилось. Я постоял посреди комнаты, но никак не мог сообразить, в чем дело, только чуял: что–то неладно.

Я огляделся, проверил, на месте ли футляр с запасными ключами от магазина — он лежал в шкафу за книгами, на верхней полке,— выдвинул ящики со столовым серебром, осмотрел коллекцию оловянной посуды и серебряные бокалы. Все тут, ничего не пропало. Лишь в спальне я убедился, что в квартире действительно кто–то побывал. После всех недавних событий я запечатал дверцы платяного шкафа и ящики письменного стола узенькими полосками клейкой ленты. Так вот они были сорваны. Кто–то побывал в квартире, открывал шкаф и ящики стола. Полиция? Или кто–нибудь из моих женевских знакомцев?

Я вышел в переднюю, сел к телефону и набрал номер Калле Асплунда. Секретарша коротко ответила, что комиссар на совещании, но я попросил передать ему записочку с моим именем. Результат сказался тотчас же. Спустя полминуты в трубке послышался его голос.

— Где ты был, черт побери?

— Радушная встреча, нечего сказать.

— Где ты был? — нетерпеливо повторил он, пропустив мимо ушей мои попытки обратить все в шутку.

— В Женеве, Я нашел генераловы деньги.— И я рассказал о своей поездке, о банковском сейфе. О моих приключениях на лыжной трассе и о мистере Ли в гостинице.

Калле Асплунд слушал молча, не перебивая, а когда говоришь с ним по телефону, такое случается редко.

— Ты можешь это доказать? — спросил он, когда я кончил.

— Что доказать?

— Что там в горах на тебя совершили нападение, угрожали тебе. И что Ли в гостинице тоже тебя запугивал.