Спенсер Куинн - Поймать вора

Над ущельем быстро промелькнула тень. Я поднял голову и увидел большую темную птицу. Должен вам сказать, что я не любитель птиц. Эта взмыла высоко надо мной и принялась кружить, а мне, не знаю почему, стало как-то муторно. Я сделал несколько шагов вниз по противоположному склону и снова посмотрел вверх: птица, совершая в синеве неспешные круги, будто сместилась вместе со мной. Она не хлопала крыльями — просто скользила по воздуху.

В пасти у меня совсем пересохло.

В нашем дворике на Мескит-роуд есть фонтан, который еще давным-давно установила Леда. Ох эти бедные рабочие… Фонтан в форме лебедя, и когда Берни его включает, искрящаяся струя воды бьет у лебедя из клюва. Мне нравится подставлять под струю язык. Почему? Может, потому что это самая вкусная в мире вода? Хотя если честно, то нет. Как-то мы с Берни забрались высоко в горы, и там на скале висела сосулька. Вот это да, я вам скажу! Один-единственный раз я видел такое. До сосульки мы дотянуться не могли, но с ее заостренного кончика капала вода и сбегала по камню. Я ее лизнул и понял, что это самая вкусная вода, какую я когда-либо пробовал. Вот бы сейчас такую — чистую, холодную, отдающую камнем. От этих мыслей жажда разыгралась еще сильнее.

Я взглянул вниз по другую сторону горы. Склон круто уходил из-под ног и был не менее, если не более, отвесным, чем тот, по которому я забрался на вершину. У подножия расстилалась равнина, а за ней до бесконечности тянулось холмистое пространство с каменистыми вкраплениями и похожими на зеленые точки растениями пустыни. Но на самой равнине — странно, вроде бы его там и не было, а вот теперь появился — отсвечивал голубым пруд. Пасть моментально наполнилась слюной, которая тут же пересохла. Но теперь у меня по крайней мере появился план. Какой? Идти к воде.

Да, спуск был очень крут — поначалу шел сплошной камень. Временами меня тянуло в пропасть, и я царапал когтями передних лап каменистую поверхность, стараясь не сорваться вниз. В такие моменты меня накрывала тень птицы. «Только не смотри вверх, старина». Я не жалуюсь на плохое чувство равновесия — не сочтите за обиду, у меня оно лучше, чем у людей: и то — попробуйте-ка походить на двух ногах, да еще без хвоста. Удивительно, как люди могут хотя бы стоять. Но даже с моим чувством равновесия, сползая со скалы, я не мог то и дело смотреть вверх.

За скалой следовала обнаженная порода, а дальше отвесный обрыв. Ниже я заметил узкий выступ, венчавший новый склон. С одной его стороны спуск более пологий, там идти было бы проще. Но как туда добраться? С того места, где я стоял, расстояние казалось большим. Но что значит большим? Как получить ответ на этот вопрос? Я припал к земле на краю обрыва, не отрывая глаз от выступа и надеясь, что ответ придет сам собой.

Тень птицы носилась надо мной из стороны в сторону. Я поднял голову и взглянул на пруд, мерцавший на равнине. Что бы в таком случае сказал Берни? Я изо всех сил прислушивался, но ничего не услышал. Знал одно: я больше не хотел об этом размышлять.

И в следующую секунду оказался в воздухе. Мне и раньше приходилось летать — такова уж наша работа, — но ни разу полет не продолжался так долго. Было время осмотреться — чего я не сделал — и о многом подумать. Я подумал о Берни.

И все еще думал о нем, когда — бух! — приземлился на выступ. А теперь я, наверное, вас удивлю, потому что собираюсь сказать доброе о кошках. Видели когда-нибудь, как они приземляются? Ничего не скажешь — красотища! Мое приземление на выступ красотищей вряд ли можно было назвать. Я упал на все четыре лапы, как и они, но это было единственное сходство. Когда приземляются кошки, слышен мягкий удар, но они явно не чувствуют боли, которая взлетает по ногам к плечам, груди и пронзает все тело. И не катятся до бесконечности прямо к обрыву, а затем…

Нет, я все-таки удержался. В последнюю секунду — а это, я не сомневаюсь, совсем не большое время, — когда моя передняя половина уже висела над пропастью, я зацепился задней половиной, впечатал задние лапы в землю и затормозил, как раньше никогда не приходилось. И тем самым избежал долгого, долгого падения.

Уселся безопасно на уступе и пытался отдышаться. Нехорошо, когда язык, если он настолько высох и одеревенел, вываливается из пасти, но я ничего не мог с собой поделать. «Возьми себя в лапы, старина». Я сделал усилие, поднялся и пошел по уступу в сторону. Как я и думал, склон здесь был не такой страшной крутизны — обычная гора, с которой можно спуститься. И я сделал шаг с уступа.

Снизу, из долины, подул ветерок и принес множество запахов, в том числе запах живых существ, вероятно, коз, хотя никаких коз там не было и я не заметил никакого движения, кроме бликов на пруду, но почему-то не почуял ничего похожего на запах воды. Земля была твердой и высохшей, на ней росли одни колючие кактусы — от них я старался держаться подальше, — а ближе к подножию сучковатые кусты толокнянки. Я остановился и поднял на один из них ногу. И вот сюрприз — ничего не вышло. Очень странно: во-первых, я поднимал в последний раз лапу очень давно, и во-вторых, у меня всегда имеется запас на случай, если необходимо что-то пометить.

Спустившись на равнину, я направился к пруду, который все так же поблескивал вдалеке. Ровная местность, так почему бы не наддать? Я умею бегать разными способами, но только один бег мой фирменный, только им я могу бежать целую вечность. Фирменным его называет Берни. И я пустился своим фирменным бегом, быстро сокращая расстояние между собой и прохладной голубой водой. Но тут заметил еще одну странность: кроме того, что мне нечем было пометить местность — и это меня порядком обескураживало, — расстояние совсем не сокращалось! Пруд продолжал поблескивать, но будто отдалялся от меня. Я еще прибавил скорость, и пруд тоже. Я замедлил бег, он поступил так же. Между тем равнина оказалась не такой уж большой — это тоже факт, — и холмы на противоположной ее стороне с каждым моим шагом делались все ближе. «И что из этого следует?»

Я не знал. Просто двигался вперед. Когда почувствовал, что голова у меня слегка повисла, поднял ее. Пруд от меня убегал, холмы приближались. В чем же дело? И вдруг я вспомнил, что Берни говорил о подобных вещах. Но что он конкретно сказал? Я изо всех сил пытался восстановить в памяти его объяснение, когда пруд вдруг перестал блестеть голубым и куда-то исчез. Осталась одна голая равнина — с камнями, песком, кактусами и прочими колючками. Я преодолел последние метры ровного пространства и оказался среди холмов. Тень птицы выписывала передо мной замысловатые узоры.

Какое-то время я еще испытывал жажду, затем перестал — в нашем деле надо быть закаленным. Я забирался на холмы, спускался с холмов, обегал холмы. И солнце тоже не стояло на месте — скользило по небу вниз, отчего удлинялись тени на склонах. Что же до тени птицы, она пропала. Я чувствовал себя прекрасно — может, и не совсем тип-топ, но близко к этому. Ветерок овевал морду и приносил запах дыма, и от этого мне стало еще лучше…