Спенсер Куинн - Поймать вора

— Чую неприятности, — заявил Берни.

Будет тебе заливать. Не то чтобы я не доверял Берни. Наоборот, всегда прислушиваюсь ко всему, что он говорит. И у него для человека большой, замечательный нос. Ну и что из того? Да практически ничего.

Согласен, неприятности обладают запахом, особенно людские неприятности, — резким, кисловатым. Но Берни никогда не чуял неприятности заранее, а если и чуял, то ни разу об этом не упоминал, а уж он-то рассказывает мне об очень многом. Мы напарники, работаем в «Детективном агентстве Литтла» — я и Берни. Литтл — его фамилия. А я Чет, просто и ясно.

Я быстро втянул носом воздух и, как и ожидал, не почуял никаких неприятностей, зато уловил многое другое, в том числе запах жарившихся на гриле бифштексов. Я оглянулся: никаких грилей в поле зрения, а бежать искать неподходящее время, хотя во мне внезапно проснулся голод. Но мы были на работе — выслеживали женщину, чье имя я позабыл. Ее след заставил нас покинуть Долину и привел в мотель в заштатном, вшивом и безлюдном городишке. Вшивом — это Берни так выразился, а я и не почувствовал: с тех пор как подсел на капельки, ни вши, ни блохи меня не беспокоят. Но вот потеха: насекомых на мне не было, но от одной мысли о них у меня начался зуд. И я принялся скоблиться — сначала почесал за ухом, затем бок, потом оба, запустил копи в шерсть, только лапы замелькали, быстрее, быстрее…

— Ради Бога, Чет!

Я замер, лапа застыла в воздухе. Берни пристально посмотрел на меня.

— Хочешь сказать, что я забыл о каплях?

Я ответил не менее пристальным взглядом. У Берни есть такие тонкие бороздки на лбу. Когда он волнуется, они, как сейчас, становятся глубже. Не люблю, когда он волнуется. Я выбросил из головы все мысли о том, чтобы продолжать чесаться, и уселся, выпрямившись на своем любимом месте — переднем сиденье, — настороже и начисто позабыв о блохах.

Мы приехали в «порше». Здесь ездят всякие модные «порше» — мы часто видели их на скоростных магистралях, по которым выбирались из всей этой кутерьмы Долины, но наш автомобиль на них нисколько не похож. Он старый, коричневый с желтыми дверцами, и в номерном знаке есть дырка от пули. А как она там появилась — об этом речь пойдет как-нибудь в другой раз.

Перед мотелем росла единственная пальма — маленькая, с пыльными листьями, — и мы остановились прямо за ней. Скрываться за деревьями — часть нашей методики засады. А может, и вся методика — мне не приходят в голову никакие другие приемы камуфляжа. За пальмой расположился мотель — здание в форме подковы. Подковы — одна из странностей лошадей: вот чтобы получить подкованную в нашем деле собаку, ее надо обучить в школе, как меня, а чтобы подковать лошадь, всего-то и требуется нацепить ей на ноги железки. Посередине находилась парковка. На ней далеко друг от друга стояли две машины. Одна — красная, с откидывающимся верхом — принадлежала той самой даме, которую мы выслеживали. Другая — темный седан — уже находилась на стоянке, когда мы приехали.

Мы не сводили глаз к ближайшей к красному авто двери мотеля. Женщина, невысокая, светловолосая пышка, выскочила из машины и бросилась прямо в номер. С тех пор ничего не происходило. В этом главная трудность бракоразводных дел — никакого действия. Мы — я и Берни — ненавидели подобные дела. Наш конек — пропавшие люди. Но финансовое положение таково, что мы не могли ни от чего отказываться. Почему мы оказались на мели — это долгая история, мне трудно удержать ее канву в голове. Все началось с гавайских шорт — Берни нравятся «гавайки», вот и сейчас на нем рубашка с изображением кларнетов. Однажды он решил, что люди будут с руками рвать и шорты. А в итоге получилось, что все оторвали мы сами: этими шортами забита наша гардеробная, и еще много осталось на складе, который мы снимаем в Педройе. Затем последовали фьючерсы на олово, и все казалось прекрасно, поскольку в Боливии что-то нашли. Но землетрясение похоронило наши надежды, и мы остались с бракоразводным делом на руках.

Нашим клиентом был Марвин Уинклман — коротышка с печальными глазами, владелец расположенного в деловой части города агентства по продаже билетов. Только не спрашивайте меня, что такое агентство по продаже билетов. Важно другое: он считал, что жена ему изменяет, и раскошелился на пятьсот долларов задатка. Про измены меня тоже не спрашивайте. Это людские примочки. В моем мире все происходит иначе.

— Любым способом выясните, что к чему, — попросил Уинклман. — Мне необходимо знать.

Позже, отъезжая, Берни сказал:

— И зачем им всегда надо знать? Что плохого в блаженном неведении?

Ну, здесь я без понятия.

И вот мы сидим, и ничего не происходит. Листья пальмы висят над нами без движения. Берни начинает нервничать — открывает бардачок, смотрит в зеркало заднего вида, похлопывает себя по карманам. Бедняга Берни! Он больше не покупает сигареты — пытается бросить курить. Вскоре успокаивается, откидывается на спинку сиденья и складывает на груди руки. У Берни крупные, сильные руки. Я не свожу с них глаз. Время идет. Я услышал негромкий металлический звук и выглянул из окна. Дверь мотеля открылась, и из нее вышла, поправляя волосы, блондинка. Я покосился на Берни. Вот тебе на — он сидел с закрытыми глазами! Я гавкнул, не громко, а потихоньку, будто проглотил звук. Берни приоткрыл глаза. Он положил ладонь мне на холку, потянулся за фотоаппаратом и снял кадр.

Блондинка села в машину с откидным верхом и посмотрелась в зеркало. Берни сделал еще один кадр. Женщина, славно так растягивая губы, мазнула их помадой. Я тоже славно оскалился. Сам не знаю почему.

— Выглядит вполне довольной, — прокомментировал Берни.

Блондинка сдала назад, выехала со стоянки на улицу и скрылась из виду. Берни сфотографировал мотель, вспыхивающую вывеску, пальму и меня. После чего мы продолжили следить за дверью номера.

— Может, там никого и нет, — предположил напарник. — Например, ей просто нравится время от времени забираться в пустыню, чтобы вздремнуть в одиночестве. Мы как дураки приперлись в эту глухомань, а дело выеденного яйца не стоит.

Вот уж верно: выеденного яйца нам только не хватало. Омлет — дело другое, я бы не отказался. Но похоже, ни омлета, ни яичницы поблизости не предвиделось. Что-то подобное Берни сказал, когда стало ясно, сколько мы заработали на гавайских шортах: «Заварили кашу — теперь не расхлебать». Но и каши тогда не случилось. Между тем я почувствовал, что голоден. Запах бифштексов на гриле, хотя и не такой сильный, как…

Дверь мотеля отворилась, и из нее вышел мужчина — высокий, в белой рубашке и черных брюках, на ходу завязывая галстук.