К. Донских - В Каталонию

А после этого придумывал новые шалости, до реализации которых руки пока не дошли.

На столе под полотенцем оказалось пусто и, конечно же, сей факт не мог не обидеть привыкшего полдничать Никитку. Никакого другого приёма пищи он так не ждал, как полдника — он же был самым сладким и интересным!

Он угрюмо засел на диване в ожидании мамы и собирался ей высказать всё, что о ней думает, как только она войдёт. Так прошло пятнадцать минут, но дверь не открывалась, а шаги с лестницы не были слышны.

Но вдруг зазвонил телефон.

Мальчик никогда не брал трубку сам — дома всегда кто-то был и перехватывал его за этим намерением. но вот выдался шанс сказать своё первое «аллё» по стационарному телефону.

Это было так волнительно, что Никитка даже посчитал до седьмого гудка, прежде чем снять трубку. Как когда-то говорила бабушка — если после седьмого звонка телефон всё ещё звонит, значит, на том конце тебя действительно хотят услышать.

У него был мобильный телефон. Но мама выдавала его в детском саду, а потом забирала по приходу домой. Никитка на неё злился за это. Но терпел.

По стационарному он разговаривал только с бабушкой и дедушкой, когда родители звали его к трубке.

И вот он снял трубку и уверенно произнёс четыре буквы.

Каким же волнительным сейчас казался этот первый, самостоятельный ответ на звонок!

А когда он услышал на том конце провода: «Зайчик, это мама», — так испугался вконец. Голос был таким далёким, а фоном что-то шумело и булькало. Мама что-то сказала, но мальчик не расслышал слов.

«Мама?» — неуверенно переспросил он.

Но тут слова показались яснее.

«Я в магазине. Беги ко мне и помогай».

Вновь что-то зашумело и забулькало. А позднее знакомый тон мобильного, вещающий о приостановлении связи с абонентом, завершил звонок.

Никитка просидел в недоумении пять минут.

Телефон не перезвонил.

Тогда он решил, что встретит маму прямо у магазина — покажет, каким может быть самостоятельным и обязательно скорчит гримасу и потопает ногой, ухмыляясь: «Ну, сколько ещё можно тебя ждать?»

Он знал, что дверь открыть не составит никакого труда, так же, как просто захлопнуть её за собой. А дальше она автоматически закроется сама.

Так он и поступил.

Спустившись со ступенек, он почувствовал холод и тут же вспомнил, что куртка осталась висеть на крючке. Но бедой он это не посчитал — другое будоражило его гораздо больше. Раньше он никогда не оставался один дольше чем на пятнадцать минут, а сейчас вот оказался на улице, ветвляющей с разных сторон, и всё показалось таким манящим и незапрещённым. Впереди гудела дорога, а за ней поднимались и опускались быстро качели.

Промчался велосипед.

Детская площадка «резвилась» и манила. а главное, не нужно было спрашивать разрешения играть, бегать и идти, куда хотелось.

Но площадка должна была подождать. Сначала надо было пойти в магазин и поругать маму за то, что она так задержалась. Никитка помнил, как идти, главное — всё время прямо.

Счастливый и довольный своей самостоятельностью, мальчик почти бежал к назначенной цели.

Знакомые деревья, сквер и фасады домов.

Ему было радостно осознавать, что он сам может гулять по улице, и даже, если встретит друга, никто его не одёрнет и не попросит заняться другими делами — он сможет болтать с ним, сколько захочет, и обязательно расскажет ему, что гуляет он один, потому что ему доверяют. В глубине души ему действительно этого хотелось, а значит, и не являлось ложью, а лишь детской смекалкой. Он уже воображал лицо друга — удивленное, заинтересованное в его персоне. «Да, — сказал бы гордо Никитка, — мама послала меня в магазин. У нас закончился хлеб, а тут совсем недалеко».

С этими мыслями он буквально подскакивал с ноги на ногу. Где-то справа должен был быть магазин, куда они с мамой ходили за продуктами.

За деревьями показалось знакомое жёлто-синее здание. Обрадовавшийся своей самостоятельности, Никитка захлопал от радости в ладоши. Теперь надо было дождаться, когда она, наконец, выйдет оттуда, и высказать ей серьёзным тоном, что, мол, дескать, нехорошо оставлять маленьких детей без присмотра. Но запрыгнув на первую ступеньку известного супермаркета, мальчик увидел жёлтую, с чёрными вертикальными полосками длинную ленту, преграждающую вход в супермаркет, а на стекле висела бумага со словами, из которых Никитка разобрал только первое слово — ЗАКРЫТО.

«Вот почему она так задержалась. Она пошла в другой магазин»

Надо было возвращаться домой. Наверно, мама уже вернулась. И если это так, то не оценит шутки, а, наоборот, разозлится на сына. Теперь он себя ругал, что не дождался маму дома. Теперь ему точно влетит, и сегодня он останется без полдника. Вскипячённый от этой мысли, раздувшийся в тонкой коже до бордового цвета, он помчался обратно домой. Теперь он не думал о том, что с кем-то заговорит при встрече. Надо было успеть домой вперед мамы. Он придумает, что сказать. В конце концов, пошёл выносить мусор, а дверь захлопнулась.

Но он, кажется, не туда свернул. Да и зачем было сворачивать, если дорога все время вела прямо до дома. Или она вела прямо только в одну сторону.

Он запутался и встал посреди, чтобы осмотреться вокруг.

Заметив детскую площадку, он сначала обрадовался — вот, наконец-то, дошел. Но, присмотревшись получше, догадался, что это не его площадка. На той — качели были красного цвета, а здесь зелёные. Высоко поднимались одинаковые высотные дома, за которыми где-то стоял родной дом. Но где?

Найти его взрослому человеку не составило бы труда, тем более что дом выделялся в значительной степени, если не прибегать к извращённому восприятию пространства — а именно, если не искать его с помощью пустозвонной логики исследователя дорог.

Такие встречаются. Ходят вокруг нужного дома кругами и не обращают внимания, что он у них перед глазами. Правда, наверно, даже человек, страдающий «топографическим кретинизмом», отыскал бы нужный дом — уж, очень он выделялся среди стремящихся ввысь башен стандартных московских зданий.

Но в душе маленького человечка запомнившиеся ориентиры часто путаются и переплетаются с его страхом. Найти нужный объект оказывается чрезвычайно сложно, если в кровь поступает адреналин. Страх парализует и пугает ребёнка.

Вот и сейчас Никита стоял, как вкопанный, пока к нему не подошёл мужчина. Он наклонился к нему, достигнув его уровня роста, и взял за плечи.

— Ты потерялся? Где твоя мама?

Мальчик испугался и вытаращил глаза, как будто перед ним стоял никто иной, как хищный зверь.

Мужчина был одет во всё чёрное — кожаная куртка блестела, как после обработки глицерином. Из-под оставшегося V-образного выреза в районе горловины виднелась тёмно-зелёная водолазка. Только глаза были светлыми — серые. Он смотрел ими на мальчишку и совсем не улыбался.