К. Донских - В Каталонию

Левин понимал, что в квартире Виктора сейчас вьются с десяток полицейских, и каждый из них навострит уши, чтобы извлечь все детали предполагаемого звонка.

Поэтому надо было придать голосу уверенности и проговорить приготовленный заранее текст на диктофон. И вот, нажав на сенсорную красную "трубку", он зашёл в функцию диктофона.

Прозвонов было три. Шемякин договорился с Антоном, что подойдёт на пятый. Закусив губу, последний сделал шаг назад в разочаровании, что звонок сорвался.

Все застыли в тишине и подождали две минуты.

Виктору было страшно, как никогда. Страх перемежевался с желанием услышать знакомую трель телефона. В неведении они находились уже второй день, и от неизвестности кружилась голова. Мысли перемещались по голове, как рой стрекоз, в совершенно неожиданных направлениях. Он боялся сказать лишнее, он боялся всё испортить, боялся собственного страха и слабости. Ненависть, слабость, обида и неуверенность в себе мешали сосредоточиться. Сейчас он был другим, не как на работе; он не был сейчас тем самым Виктором, нарочито главенствующим, сильным и волевым. Решение заговорить нужными словами давалось ему с трудом. Он надеялся на стяжательство со стороны преступника, веря и молебно теперь уже повторяя в своей голове отрывки зазубренных фраз — тех, где он будет соглашаться отдать всё, что у него есть, лишь бы снова поднять на руки сына… Сына…

…Когда-то он хотел дочку. Сколько себя помнит, он не походил на потенциальных отцов, жаждущих рождения наследника, последователя и хранителя фамилии. Он видел в своём будущем ребёнке глубину ласки и нежности, которую не мог дать мальчик по природному показателю. Дочка в его мечтах была баловнем собственной судьбы — именно это баловство он бы ей дал, потому что она была бы идеальной женщиной на земле. Только идеальную женщину можно было бы любить без причины…

Сейчас он вспомнил, как обсуждал с женой её рождение.

Солнышка, зайчика, любимого существа.

Он вспомнил, как называл бы их обеих — мои девочки.

Господи, какая же это была ерунда решать то, что за тебя давно решили? Первым должен был родиться сын! Его кровь и плоть не должны были цениться по полу.

Никита стал тем же баловнем, что и восхваляемая в мечтах Виктора дочь. Он нёс в себе то, что не могла бы дать маленькая женщина. А именно будущую ответственность за людей, его окружавших, будущую силу и невероятную харизматичность, к которой бы тянулись и стар, и млад. Вся та будущность зависела сейчас только от Виктора — от его поведения и реакции на поступки сына. Он сделает из него того, кем сам не стал. Но обязательно спросит, хочет ли этого сын.

«Никитка… мальчик мой».

Виктору не стыдно было за мужские слёзы. Он был дома. Он был на своей территории. Он сжал кулаки и понял, что готов ответить на звонок, когда тот раздался вновь.

В соседней комнате сидели четверо уполномоченных. Их телефоны, подключенные к нужной линии связи, стояли перед ними. Диктофонную запись осуществлял внешний передатчик, к которому тянулось несколько проводов. В углу стоял портативный приёмник, фиксирующий возможное расположение преступника. На последнее преимущество Антон Гладких не надеялся, так как злоумышленник мог поставить защиту от перехвата сигнала. Поэтому сейчас была дана главная задача, заключавшая в себе несколько психологических пунктов и, к сожалению, эти пункты должен был выполнить мало подготовленный к подобным случаям гражданин, эмоции которого могли помешать успеху всей операции. Главное, о чём был предупреждён Виктор, — как можно дольше тянуть разговор; это было необходимо для того, чтобы установить, на какие действия и какого характера способен человек, находившийся по ту сторону провода — его эмоциональный настрой, возможное дальнейшее поведение и характеристики, которые можно было получить в ходе оговорок во время длительного разговора. Но не только оговорки могли помочь вычислить и поймать преступника. В ходе длительных переговоров снижалась эмоциональная напряжённость. Конечно, нельзя было исключать того, что одна из сторон могла бы перейти на более неожиданную тактику, но Антон верил в Виктора и полагал, что человек, достигший влияния и положения в обществе, просто не мог в прошлом обойтись без особого знания о людях, их возможном поведении, их слабых и сильных сторонах. Как бы то ни было, затянувшийся разговор являлся обоюдоострым оружием, так как спешка не дала бы нужных результатов из-за эмоциональности ситуации.

Но Гладких не был уверен, что предполагаемый вымогатель не повесит трубку в сию минуту после выдвинутых им условий. Так поступали опытные ловкачи, не желающие тянуть время для собственного разоблачения.

Поэтому когда телефон наконец-то зазвонил, Виктор ответил после пятого гудка, готовый произнести заранее заготовленную фразу, от которой Антон отступать не советовал.

— Мы примем любые ваши условия, сохраним анонимность и приедем по вашему требованию в любой уголок Земли.

Несколько пар ушей замерли в ожидании ответной реакции. Но, по ходу дела, преступник был заинтересован и озабочен не меньше достижением взаимоприемлемого решения и поверил в его достижение не сразу. Потому что помолчал какое-то время.

На практике Антон часто сталкивался с приятным осознанием того, что тебя уважают и ценят даже среди врагов. Именно это нужно было захватчикам любого склада ума и характера. На похищения шли люди, лишённые теплоты и уважения той или иной ячейкой общества, — будь то семья, коллеги по работе или просто друзья.

Одиночество.

Ведомое чувство разлуки со счастливым миром заставляло этих людей совершать необдуманные и далёкие от социальных законов вещи.

Привлечение внимания.

Равнодушие сводило с ума преступников разного ранга; чувство «незамеченности» влекло их в психологическую яму борьбы со всеми.

Ревность и зависть.

Преступникам НУЖНО было доказывать их значимость до последнего; уверять, что они сильнее и тактичнее, чем все находящиеся вокруг.

Виктор поменялся в лице, и все разом поняли, что идёт отклонение от предполагаемого сценария.

«Шеф… — раздалось в ухе Антона, — мы не слышим его, какие-то помехи».

Несколько пар рук взмыли вверх в непонимании, докладывая таким невербальным способом о неисправности прослушки и неясности происходящего.

Помехи сигналу мог создать только один из присутствующих. Антон жадно посмотрел на каждого из сотрудников.

Слева направо сидели четверо сослуживцев и одновременно подчинённых, с которыми Гладких работал не первый день и мог поручиться за них. Каждый мыслил по — своему, но при этом был готов выполнять общее дело.