Алексей Биргер - Смерть воды и огня

И я позвонил одной нашей однокурснице, которая, как я знал, прошла аспирантуру и осталась на кафедре. Правда, она была на немецком отделении, а не на английском — но уж телефон такого авторитета, как профессор Черемшин, она обязана знать!

— Андрей? — удивилась она. — Сколько лет, сколько зим! Чем обязана?

— Анечка! — взмолился я. — Будь добра, мне надо найти телефон Черемшина Родиона Романовича! Требуется срочная консультация по его теме.

— Черемшина? — переспросила она. — Ладно, сейчас погляжу. Думаю, ты застанешь его дома — он болеет, и уже две недели, почти с самого возвращения из Англии, не появляется в институте.

— Вот как? — заинтересовался я. — И что с ним?

— Толком не знаю, — ответила она. — Он появился в институте буквально на один день, пожаловался на давление, попросил отменить все его лекции и семинары и уехал домой.

— С ним часто такое случается? — спросил я.

— Пожалуй, впервые за много лет. Он человек очень обязательный, и старался не пропускать свои лекции и заседания кафедры, даже когда прихварывал. Замдекана — единственный человек, который успел с ним толком пообщаться, говорит, что Черемшин выглядел очень напуганным своей болезнью. Просто лица на нем не было…

«Не „напуган болезнью“, а сослался на болезнь, чтобы скрыть свой страх…» — мысленно поправил я Анечку. Заперся в своей квартире, в надежде, что уж там-то никакие ужасы его не достанут. Однако в букинист иностранной литературы напротив итальянского посольства все-таки вышел… Какая-то книга для работы очень понадобилась? Да, очень похоже на профессора — ради работы пренебречь любой опасностью! Или кружил вокруг итальянского посольства, колеблясь, обращаться ему все-таки за визой или нет… А заодно, не удержался, заглянул в книжный магазин. Возможно, он уже почти готов был обратиться за визой — но увидел Акличага и Студнева, и все страхи проснулись в нем с прежней силой! Он никак не хотел, чтобы некто вновь увидел его в их компании.

То есть, он полагал, что уж возле итальянского посольства за всеми точно будут следить. И, если на Акличага и впрямь было совершено покушение, то не ошибся.

И он вполне мог стать свидетелем этого покушения… Тогда, конечно, он сейчас наглухо заперся и забаррикадировался в своей квартире и дрожит, как осиновый лист… Может вообще отказаться разговаривать… Но, с другой стороны, он может поведать что-то очень ценное. Если удастся его растормошить…

Делать нечего. Попрощавшись с Анечкой, я набрал номер профессора Черемшина.

Просто интересно, что могло повергнуть его в такой ужас? Ведь он, при всей своей чудаковатости и отстраненности от мира, был из тех старых интеллигентов, которых трудно запугать…

— Слушаю, — услышал я глуховатый голос, так памятный мне по студенческим временам.

— Здравствуйте, Родион Романович, — сказал я. — Вы меня, конечно, не помните. Я — Андрей Хованцев, в свое время слушал ваши лекции…

— Действительно, не припоминаю, — сказал он.

— Родион Романович, можно ли мне подъехать к вам? — спросил я. — Дело довольно важное…

— Что за дело? Вам нужна какая-то научная консультация?..

— Нет, — ответил я. — С наукой мне, к сожалению, пришлось расстаться. На хлеб зарабатывать надо, а наукой сейчас не прокормишься, сами понимаете…

— И чем вы сейчас занимаетесь? — поинтересовался профессор.

— Как это ни странно, но я работаю в детективном агентстве.

Последовала долгая пауза — Черемшин, вполне очевидно, был потрясен.

— И вы… — проговорил он наконец. — И вы как-то… Я имею в виду, вас интересует что-то, связанное с…

— Да, с вашей поездкой в Лондон, — сказал я. — Дело в том, что люди, с которыми вы пересекались в Лондоне, обратились в наше агентство в поисках защиты…

— А, эта странная пара! — сразу сообразил профессор. — Шаман и его ученик, так?

— Именно так.

— А разве они не… — профессор осекся.

— Что вы имеете в виду? — живо спросил я.

— Неважно. Это хорошо… Это хорошо… — почему-то профессор испытал огромное облегчение, это было понятно и по его голосу, в котором сразу исчезла напряженность.

— Что «хорошо»? — поинтересовался я.

— Это хорошо, что они к вам обратились.

— Профессор, — сказал я, — вы явно что-то знаете. Если пожелаете, мы возьмем на себя обеспечение вашей безопасности. Но в любом случае, нам надо встретиться и поговорить… если вы не против.

— Я нисколько не против, — откликнулся профессор. — Приятно, знаете, осознавать, что ты уже не один на один со своими проблемами. Вот только как нам лучше встретиться?..

— Я бы мог подъехать прямо сейчас, — предложил я.

— Нет, — профессор замялся, — пожалуй, не стоит. Видите ли…

— Вы не уверены во мне? Не уверены, что я — это я? — спросил я, стараясь говорить шутливым тоном, чтобы подчеркнуть: если у профессора и есть подобные подозрения, то мне они нисколько не обидны.

— Ну… — чувствовалось, что профессор смутился. — Мне, так сказать, надо морально подготовиться к этой встрече… Вы знаете, я бы мог предложить вам один вариант… Несколько необычный, но, возможно, он вас устроит.

— Да? Какой?

— Завтра утром — похороны Дурманова.

— Вы хотите побывать на этих похоронах? — удивился я.

— Ну… Я слышал и читал о Дурманове много нехорошего, однако мне он очень помог, благодаря поддержке его фонда я смог закончить мой многолетний труд, и будет только справедливо, если я отдам ему последний долг благодарности. Во всяком случае, я собираюсь побывать на похоронах, как мне ни страшно выходить из квартиры. А если вы будете там, рядом со мной, я буду совсем спокоен. Потом мы могли бы поговорить в каком-нибудь тихом месте… Например, и домой ко мне приехать. Вы хорошо меня помните?

— В общих чертах, — ответил я. — Ведь, если не считать зачета, я видел вас в основном только на кафедре, довольно далеко от себя, и к тому же это было тысячу лет назад. Но я вас узнаю. Может, случится такое чудо, что и вы меня узнаете.

— Зачет, да… — пробормотал профессор. — Столько студентов было за эти годы, что вряд ли… Хотя, кто знает…

— Если хотите, я могу к вам подъехать и отвезти вас на похороны на своей машине.

— Ну… — профессора опять одолели сомнения. — Нет, пожалуй, я сам доберусь. Кстати, как вас зовут?

— Андрей. Андрей Хованцев.

— Хованцев… — профессор ненадолго задумался. — По-моему, мой предмет вы знали хорошо, но он не был для вас основным…

— Да, я был на немецком отделении.

— Вот-вот, смутно припоминаю. К сожалению, слишком смутно.

— Так где и как мы с вами встретимся?

— На отпевании, в церкви или возле нее. Я хочу посетить только отпевание, на кладбище не поеду. Там, надо полагать, будет… гм… совсем особая публика, которой я вряд ли буду соответствовать. Но прослушать заупокойную службу, это… да, не только естественно, но и порядочно. Вы знаете, в какой церкви будет отпевание?