Алексей Биргер - Игра с джокером

— Боитесь, что ль, чего? — удивляюсь.

— Боюсь! — честно отвечает он. — Я помогу милиции разоблачить тех, кто паспорт выкрадывал, чтобы в темных делах использовать, а мне потом дом подпалят! Ведь этот воровской сброд — он весь оголтелый. И без всяких что ни на есть тормозов.

— Понимаю, — говорю я. — То есть, для милиции можно на вас сослаться, но сказать, что вы открыто показания давать не желаете, хотя помочь всегда готовы?

— Вот именно! Я рад, что вы все правильно поняли, — и наливает по рюмке себе и мне. — Давайте, — говорит, — перекусим.

Что ж, перекусываем. И колбаской хорошей зажевываем, и ветчинкой — все у этого гада имеется. А рассказал он мне много, намного больше, чем сам воображает. Ведь надо совсем слепым, глухим и слабоумным быть, чтобы не разглядеть, что за его историей скрывается, верно?

Тут ведь вот какое рассуждение получается. Когда Букину надо, охрана у него имеется первоклассная. Так почему он не мог этих своих громил „профсоюзных“ попросить и на заводе дежурить, если ему все это постоянное разворовывание как кость поперек горла стоит? Даже если б им платить побольше пришлось, все равно выгодней получалось бы, чем каждый день убытки терпеть, разве не так? Ан нет, он к ним не обращается, а Васильича на помощь зовет. Вот и делайте свои выводы.

Ну, и все остальное — вполне очевидное, по-моему, как Букин ни пытается замаскировать.

А он себя по лбу хлопает и вскрикивает:

— Да, чуть не забыл!

И достает ещё один конвертик, протягивает мне.

— Что это? — спрашиваю.

— Три тысячи. Ваша зарплата за первый месяц.

Ох, не хотелось мне эти деньги брать, но не взять — это себя разоблачить и всю игру порушить. Поэтому я говорю только:

— Что-то рано вы меня вознаграждаете. Только вчера контракт заключили…

— И уже наш контракт работать начал! — весело отвечает он. — Так что берите, не стесняйтесь, это ваше по праву.

Ну, убираю я деньги в карман, где паспорт уже лежит, допиваю, дожевываю, и Шипов меня домой везет. Как приехали, я сразу в милицию звоню и спрашиваю майора Наумкина.

— Да? — отзывается он. — Это вы, Михаил Григорьич? Что там у вас?

— Паспорт нашелся, — отвечаю.

— Да ну? Где и как?

И я выдаю ему директорскую версию слово в слово, ничего от себя не добавляю, а повторяю все услышанное, вплоть до того, что Букин боится напрямую с милицией сотрудничать, чтобы ему дом не подпалили.

— А что? Вполне могут и подпалить, — говорит майор. — У нас ведь поджог — один из самых частых методов сведения счетов. Или когда надо следы схоронить… Вы никуда выходить не собираетесь? Я к вам человека за паспортом пришлю.

— Я сижу и не двигаюсь, — отвечаю. — Вот-вот Максимка приедет, так мне его дожидаться надо.

— Максимка?.. Ах, да, сын Анастасии Петровны! Минут через пятнадцать к вам заедут.

— Хорошо, жду.

Милиционер даже быстрее, чем через пятнадцать минут, приехал. Я ему паспорт отдал, он умчался, а я отдохнуть прилег. Все время отдыхать тянуло, как никогда раньше. Ну, и дни суматошные и напряженные, и выпивать приходилось как давно не выпивал, каждый день, получается, грамм по двести через себя пропускал, в общей сумме, а то и поболее. Лежу, подремываю, продумываю, что мне дальше делать.

Очень меня эта пуговица волнует. Ведь чую, что верный след взял. Но как по нему пройти? Это товарищу полковнику сообщить надобно, он разберется. И ещё надо придумать, как заводскую публику прощупать. Мне самому напрямую туда соваться нельзя, Букин сразу узнает, и очень будет удивляться, что я там такое творю. Да и товарищу полковнику я обещал от резких действий пока воздержаться.

Кое-какие мысли у меня созрели, но додумать я их не успел, потому что Максимка приехал. Входит, подтянутый такой, молодцеватый, и форма на нем отменно сидит, вот только лицо осунувшееся.

— Здравствуйте, дядя Миша! — говорит, ставя чемоданчик. — Вот, прилетел как мог быстро.

— Здравствуй, орел! — отвечаю. И обнимаемся мы с ним.

Сел он чаю с дороги выпить, а я ему в двух словах рассказываю, что и как. Он слушает, совсем бледнеет.

— Найду, — говорит, — сволочей — убью!

— Их без тебя найдут, это я тебе гарантирую, — говорю я. — Твое дело мать и сестру поддержать, чтоб они на тебя опереться могли. Если ты в разборки влезешь и голову сложишь или, хуже того, сядешь за убийство, у них вообще никого не останется… Да, кстати. Вот тут мне деньги передали, которые Васильич получить не успел, так ты ими распорядись. Как раз должно на похороны хватить, — и отдаю ему букинские три тысячи.

— Дядя Миша, не валяйте дурака! — говорит. — Это ведь, небось, ваши деньги, которые вы невесть сколько времени копили.

— Не мои, на чем хочешь поклянусь, — успокаиваю я его. — Так что расходуй их спокойно, по своему разумению.

Он поглядел на меня недоверчиво, но деньги взял.

— Вы ж ещё побудете здесь? — спрашивает.

— Надо мне домой съездить, — отвечаю. — Уже несколько дней не был, все здесь сидел, тебя ждал и нужными делами занимался. Устал уже.

— Ну, ещё хоть немного побудьте.

— Мы вот как сделаем, — говорю. — Я сегодня к вечеру уеду, а завтра к вечеру вернусь. Ведь послезавтра похороны, вот и помогу тебе.

— Спасибо, дядя Миша, — говорит. — А то бы мне в первые часы совсем неуютно было, в полном одиночестве.

— Да ты этого одиночества и не заметишь! — говорю. — Столько дел и суеты предстоит, что некогда будет куковать.

А сам думаю: днем-то одиночество его не возьмет, это точно, а вот ночью может и одолеть, когда все дела отхлынут и только мысли останутся. Так что, думаю, посмотрим. Может, действительно, на сегодняшнюю ночь останусь, а завтра на денек домой смотаюсь. Ведь надо ж к похоронам пристойный костюм надеть, в затрапезе на них представать негоже…

В общем, попили мы чайку и стали в больницу собираться. Время уже к пяти движется, за окном темнеет, за всеми моими хождениями и ещё один денек почти миновал. Ну, в самый раз в больницу подойдем, в приемные часы.

И тут опять телефон зазвонил. Опять майор Наумкин.

— Скажите, — спрашивает, — вас ведь Шипов туда и обратно к директору возил, когда вас позвали, чтобы паспорт вам отдать?

— Ну да, — говорю, — он самый, кто же еще? Меня на машине прокатили, все точно, со всем уважением.

— Вы не заметили, он нормальный был? Или, может, не в себе, под градусом?

— Вроде, вполне нормальный, — отвечаю. — И трезв как стеклышко. Куда ему пить, с его работой директорского шофера? Букин такого не потерпел бы… А что стряслось?

— Да разбился Шипов, — говорит Наумкин. — На шоссе в Самару, почти сразу за пределами города, километре на пятом.

— Как это разбился? — ошалело спрашиваю я. — Насмерть?

— Насмерть, — подтверждает майор. — И, по первым данным, сильно он был пьян, вот и не справился с управлением. Вы когда с ним расстались?