Яна Темиз - Рай на земле

Повезло? Да уж, удачное слово, ничего не скажешь. Крупно повезло!

Видимо, что-то такое отразилось на его лице, потому что говорящий, к которому Олег Евгеньевич не приглядывался, подсознательно боясь снова увидеть смуглое, черноглазое лицо, повторил:

– Очень повезло, сэр! Вас могли не найти еще несколько дней, просто повезло, что рыбаки…

Рыбаки. Сказка о рыбаке и рыбке.

Рыбаки, рыбы, русалки, мерзкий запах…

Подступила тошнота, и он попытался подняться. Его почему-то всегда пугало, что он может захлебнуться рвотой. Как правило, люди не задумываются о таких вещах, но он думал.

– Сотрясение мозга, – сказал откуда-то сзади врач, которого он узнал по его манере выговаривать медицинские термины. – Ничего страшного, несколько дней покоя, и вам будет лучше.

– Мистер Олег, – опять с диким ударением на «О» сказал тот, кого он определил как переводчика, – вы можете рассказать, что произошло? Как вы оказались около того обрыва?

– Где? – не понял Олег Евгеньевич. Он не помнил никакого обрыва, только машину, любезного незнакомца и запах рыбы. – Я не помню… не знаю… почему обрыв?

– А что вы помните? Где вы были и с кем? У вас в кармане был адрес, – перед его носом появилась бумажка, которую он получил от того парня и показывал таксисту. – Вы были в этом баре? Бар «Русалка», мистер Олег, помните? Вы были там?

Надо решать.

Еще немного можно потянуть, изображая частичную амнезию, но долго он этого не выдержит. Надо быстро решать, что именно им говорить. Что-то сказать придется – это ясно. Хорошо бы еще сказать что-то такое, что потом годилось бы и для Лиды, и для всех остальных. Чтобы не было мелких расхождений, на которых так легко попасться. Лида ладно, ее опасаться нечего, но полиция все-таки и есть полиция. Мало ли до чего могут докопаться!

«Докопаться» почему-то напомнило ему английское слово «коп» – и он улыбнулся. Копы – копают, чем не каламбур!

Однако сейчас ему должно быть не до улыбок, и он застонал и облизнул губы. Пить действительно хотелось, да и стон был почти естественным. Тотчас же рядом засуетилось что-то белое, возле губ появился стакан с водой, заговорили разные голоса: небось, обсуждают, как я плох и что со мной делать. И можно ли допрашивать.

Нет, собственно говоря, почему допрашивать? Я же пострадавший, разве не так? Благополучный турист из пятизвездочного отеля, ставший жертвой местных бандитов. Мне бояться нечего, а им должно быть стыдно за свою хваленую Анталью.

– Вы были в этом баре? – настойчиво повторил переводчик.

– Был, – Олег Евгеньевич принял решение. – Я туда поехал… мне дали адрес, я не понял зачем.

– Вам дали адрес? – наверное, они так и будут переспрашивать, с раздражением подумал он. Чтобы все правильно понять и проверить, соображаю ли я, что говорю. – Кто вам его дал?

– В отеле, на ресепшн. Не знаю кто, какой-то молодой человек… сказал, что его попросили и что это очень важно…

– Вам дали какой-то адрес – и вы туда сразу поехали? В такое место?

– Я не знал, что далеко… думал в центре… интересно было, что это значит… очень странно!

«Еще бы не странно, – думал сидевший в ногах постели Назым, – ничего ты не думал, дорогой мой. На твоем плане города та улица отмечена, значит, туда ты и собирался, а не в центр! И говорить можешь – а зачем притворяешься? Туда только за дозой ездить – вот и все дела. Правда, доктор уверяет, что наркотиками ты не балуешься, значит, очередной курьер, что ли? Ох, беда с этими приезжими: то тонут, то вляпаются во что-то! По-хорошему надо бы его ребятам из наркоотдела показать. И ведь как все обставлено: в шикарном отеле живет, с женой, все как у людей – а туда же! И что чуть не убили его – тоже их внутренние разборки. Или недоплатил, или нарушил чего… так что рассказывай, милый, рассказывай свои сказки! Таинственный незнакомец в машине – надо же! Кому другому – только не мне!».

К утру Лидия Дмитриевна совсем расклеилась.

Она любила это словечко: «Ну-ну, что это мы расклеились?» – говорила она особо капризным или сложным пациентам. «Он вчера промок и сегодня совсем расклеился», – это отнюдь не означало, что тот, о ком она говорила, был из картона, нет, речь шла о сильной простуде. «Она так переживает, плачет, совсем расклеилась», – это о слабых, не умеющих держать удар натурах.

Теперь этим словом можно было определить ее собственное состояние.

Спать она не могла, действовать, что-то предпринимать хотя бы для собственного успокоения было невозможно, и она провела совершенно безумную ночь, отключив телефон, чтобы отделаться по крайней мере от свекрови. Та названивала через каждые полчаса, и Лидии Дмитриевне, в конце концов, пришлось сказать ей, что Олег пропал. Конечно, этих слов она не употребила – сделала вид, что это у них в порядке вещей: ушел куда-то, не поставив ее в известность, что тут такого особенного! Появится, никуда не денется.

Беззаботный тон давался нелегко, удовлетворенные интонации старухи приводили в бешенство. Она не могла ни лежать, ни сидеть, словно эти привычные положения подчеркивали ее бездействие: как можно спокойно лежать, когда надо что-то делать, что-то предпринимать, с кем-то говорить, как можно просто сидеть, когда с Олегом неизвестно что случилось?!

Она уже твердо знала: случилось.

Иначе быть просто не могло.

Даже ревность отступала перед доводами рассудка: он не настолько глуп и беспечен, чтобы, закрутив какой-то, пусть самый страстный и невероятный роман, не позаботиться о собственной безопасности. Он прекрасно мог скрыть от нее что угодно – и почему-то не сделал этого.

Значит, здесь что-то другое.

Красавица-менеджер, которую она готова была подозревать наравне с любой обитательницей соседнего отеля, отнеслась к известию об исчезновении Олега совершенно равнодушно. Нет, не в том смысле, ей это, безусловно, не понравилось, и она что-то обдумывала и старательно делала вид, что ее это не касается, но это все было не то.

Лидия Дмитриевна смотрела внимательно, поскольку все равно не понимала, что она говорит, и чувствовала, что слова эта девица произносит по привычке, как и улыбается, но, сколько она ни приглядывалась, она не заметила ни малейшего проблеска ни вины, ни знания, ни настоящего чувства. Видно было, что больше всего ей хочется избавиться от возникшей проблемы, которая лично к ней не имеет никакого отношения.

И в полицию звонить не стала. Правда, дала телефоны Вере, и та позвонила, и что-то объяснила, и доложила о проделанной работе, но Лидия Дмитриевна понимала, что и полиции не нужен никакой пока еще даже не пропавший, а просто где-то задержавшийся или загулявший иностранец, и то, что они пообещали Вере, было, скорее всего, тоже не более чем вежливыми отговорками. Мол, утром, если блудный муж не обнаружится, пришлют кого-нибудь за фотографией и займутся поисками.