Вениамин Рудов - Тусклое золото

- Как по-писаному,- не сдержался Шариков.- Вас же не о том спрашивают. Не про барахлишко, как вы говорите. О золоте идет разговор.

- О золоте и говорю,- сверкнул Голодко глазами.- Разве не о нем… Честно признался, покупал. Что ж вы, начальник, не слышали разве? - И опять недобрый огонек зажегся в его глазах.- Стало быть, на казенный харч переведете? На паечек нежирный. Ешь, мол, пей, Макар Пантелеевич, казна богатая… Что ж, оно, может, и лучше, нежели…- Он умолк, не договорив до конца.

Дудин, внимательно слушавший диалог между помощником и задержанным, подошел к Голодко:

- Решили поиграть еще? Но ведь терпеливый я.

И он тоже.- Майор кивнул головой в сторону старшего лейтенанта.- А не лучше ли бросить ловчить?

- Так мне, начальник, торопиться тоже некуда,- с вызовом ответил Голодко.- Меня изловили, обо мне речь. А то: «где покупал?», «кому продавал?». Все одно пропадать… Не упомню всех покупателей. По мелочишке брали. На зубы, на колечко. Оно, золотишко, завсегда пригодится. Особо, кто толк в нем понимает.

Офицеры не удивлялись упрямству этого озлобленного сейчас человека. Первый испуг прошел, и теперь Голодко долго будет плести небылицы, играть, переигрывать, просить и грубить и снова взывать к жалости… Такое не ново. Но у обоих почти одновременно мелькнула мысль: Голодко боится назвать скупщика. Именно боится.

Шариков полагал, что майор тут же станет настойчиво добиваться ответа, обязательно постарается выяснить фамилию скупщика, с которым связан задержанный, но ошибся. Решение майора крайне удивило старшего лейтенанта.

- Закончим на этом,- сказал Дудин, обратись к обоим.- Славно поговорили, Макар Пантелеевич. Отлично.

- Куда уж лучше,- буркнул Голодко.- По-свойски, значится.- И уже в дверях, провожаемый Шариковым, он обернулся, ссутулив плечи: - Значится, на казенный харч?

Майор ему не ответил.

Над городом уже занималась заря, когда Иннокентий наконец решился уйти от Глухаревой. Озираясь, он вышел во двор, стал в тени раскидистой груши, осмотрелся. День обещал быть погожим. Легкие облака, подсвеченные восходящим солнцем, высоко парили в бледно-синем небе. Голосили петухи на слободке. И вокруг - никого…

Постояв, Иннокентий успокоился и направился в город. Ровно на девять была назначена встреча с Виктором в железнодорожной столовой, недалеко от вокзала, где обедают рабочие депо.

До встречи времени оставалось много, и Иннокентий решил пройтись по бульвару, в эту пору довольно безлюдному. Дворники подметали аллеи, приводили в порядок цветы на клумбах.

Иннокентий брел, погруженный в свои думы. Размышлял о том, что игра в «святые» становится опасной, хотя и служит хорошим прикрытием другим, не менее опасным, но прибыльным делам. В каком еще облике, как не в роли пресвитера баптистской общины, обретал он такое спокойствие.

А власть, какой он пользовался среди «сестер» и «братьев»! Взять хоть бы ту же Надежду Глухареву,- все сделает! Велел - и Клава обходит кино и клуб десятой дорогой. Приказал - и мать запретила Клаве посещать школу.

Вспомнив о Клаве, Иннокентий скрипнул зубами. До чего негодная девчонка! А как вела себя с ним! Одно утешало: рано или поздно прижмет ее так, что не пикнет. Вот тогда…

В столовую Иннокентий зашел около девяти часов и сразу за крайним столиком, у пальмы, заслонявшей половину окна, увидел Виктора. На столе перед ним стояла тарелка с едой и несколько бутылок пива.

Возле буфетной стойки теснились посетители. Худая, с угрюмым, больным лицом буфетчица качала пиво из бочки. Под ее тощими руками насос тяжко вздыхал и всхлипывал. Между столиками, ловко балансируя поднятыми над головой подносами, сновали официантки. Пахло жареной рыбой и луком. Запах пищи напомнил Иннокентию, что он со вчерашнего обеда ничего не ел. Он жадно сглотнул набежавшую слюну и подсел к Виктору, молча ему кивнул. Тот ответил подобострастной улыбкой.

При всем своем властолюбии Иннокентий не терпел в помощнике этой улыбки. Не верил ей. Порой ехидная и многозначительная, она его раздражала.

- Чего скалишься?

- Я? Ничего не скалюсь. Кушайте, Иннокентий Петрович. Вот колбаса, помидорчики.

- Сам возьму, руки имею,- прервал Иннокентий не в меру услужливого помощника.- Что суетишься без толку. Полфедора прихватил?

Виктор снова заулыбался, вытащил из кармана бутылку водки.

- А как же! Сейчас, Петрович, подогреем моторчик.- Он опрокинул бутылку донышком кверху, занес ладонь для удара, но Иннокентий глазами повел:

- Дай сюда!

Водку пресвитер налил только себе. Виктору указал на бутылку с пивом, и когда тот покраснел от обиды, резко бросил:

- Ешь, что стоит перед носом. Не умрешь до вечера без сивухи.- Он залпом выпил стакан водки, закусил колбасой.- Дело важное есть. Так что воздержись,- добавил он уже миролюбиво.- Вечерком подброшу пару монет на разговенье… Теперь рассказывай. И короче!

Витька перегнулся через стол, зачастил:

- Макарку замели этой ночью!

- Какого такого Макарку?- спросил Иннокентий, выкатив глаза.

- Голодко. Сам видел…

- Знаю. Дальше?

- Клавка на засаду…

- Тоже знаю… Ты что мне бабские сплетни пришел сюда рассказывать? - И без того красное лицо Иннокентия стало пунцовым.- О деле говори. Твердые все забрал?

- Полный порядок,- хвастливо ответил Виктор.- Тютелька в тютельку. Разве мне впервые. Витька не подведет. У меня железно!

- Заткнись! - почему-то озлился Иннокентий и метнул на парня свирепый взгляд.- Растарахтелся… При тебе выручка?

- Со мною.

- Пошли! - Иннокентий, расплатившись с официанткой, грузно поднялся из-за стола.- Пойдешь хвостом,- бросил он Виктору.

Из столовой он вышел первым. За ним, метрах в двухстах, с видом ленивого бездельника плелся Виктор. У стоянки такси Иннокентий пропустил парня вперед, будто невзначай оглянулся, перешел на противоположную сторону улицы и остановился перед зеркальной витриной ателье. Ему хорошо была видна вся панорама улицы, машины и Виктор, зашедший в ворота городского парка.

Старинный парк примыкал к такому же древнему кладбищу, густо заросшему кустарником. Мрачные склепы, где покоятся останки шляхетской знати. Обелиски с еще сохранившимися надписями полных титулов именитых покойников. Могучие дубы и клены. Пахло прошлогодней листвой… В кустах Иннокентий остановил Виктора.

- Выкладывай!

Виктор снял модную туфлю и вынул стельку. Иннокентий взял туфлю, перевернул, и из нее с глухим звоном посыпались золотые монеты. Пересчитав их и небрежно сунув в брючный карман, коротко приказал:

- Остальные!

Виктор торопливо снял вторую туфлю, вытряхнул ее содержимое себе на руку.

- Можешь не проверять,- бросил он и отвернул глаза в сторону.- Полный ажур.