Томас Хетхе - Дело Арбогаста

Пауль Мор всмотрелся в фотографию, предложенную газетой в качестве иллюстрации к данной статье. У него самого подбором фотоматериала занимается надежный редактор. Отложив в сторону папку с вырезками, он принялся разглядывать исходный снимок. В ходе суда тот попался ему на глаза, и Мору приспичило заполучить его любой ценой. Как он сейчас вспомнил, тогда у него был выбор — поцеловать Гезину Хофман или попросить у нее фотографию, — ему пришлось улыбнуться при мысли о том, какой ошарашенный вид был у нее, когда он решился в пользу снимка. Мария Гурт словно бы заснула, а ложем ей служит малиновый куст, подумал Пауль Мор.

В те же самые минуты тот же самый снимок, только на странице другой газеты, тоже сообщившей о негативном для Арбогаста решении комиссии, разглядывал и Ансгар Клейн. Он тут же отзвонил Фрицу Сарразину. Трубку сняла Сью, оказавшаяся в гостиной. Фриц слышал, как она говорит по телефону из своего кабинета. Он частенько наблюдал за тем, как она разговаривает по телефону, — чуть склонив голову набок и блуждая ничего не видящим взглядом по комнате, причем попавшие в поле зрения предметы вспыхивают, как под лучом прожектора, тогда как ее свободная рука играет с телефонным шнуром, пропуская его сквозь пальцы то так, то этак. На этот раз позвонил явно не кто-нибудь из родственников, потому что — и Фриц разобрал это, не разбирая ни слова — ее голос звучал чересчур резко для беседы на английском языке, да и на итальянском тоже (а последнее означало, что ей звонит не подруга из местных). Но тут она кликнула его: на проводе Ансгар Клейн, иди поскорее. Сперва он малость опешил, но тут же заторопился на первый этаж.

— Привет, Фриц!

Сью, передав ему трубку, осталась рядом и жадно смотрела на мужа, словно ей не терпелось узнать его реакцию на то, что ему предстоит услышать.

— Это просто чудовищно, — без обиняков приступил к делу Клейн. — Комиссия постановила, что смерть Марии Гурт не могла наступить в отсутствие преднамеренного удушения.

— Но это же неправда!

Сарразин, закрыв глаза, провел по лицу ладонью. Вот на такой поворот событий он не рассчитывал. Прямо наоборот: комиссия была их главной надеждой. Он и в мыслях не держал того, что пять немецких профессоров после всех этих лет решатся подтвердить заведомо ошибочное экспертное заключение своего коллеги. Фриц Сарразин покачал головой. После всего, что рассказывал ему Ансгар Клейн об Арбогасте, он теперь сомневался в том, что заключенный сможет держать новый удар. Уже отказ в возобновлении дела привел его год назад в крайне тяжелое состояние. Целую неделю он не выходил из камеры и не принимал пищу, а после десяти дней в карцере, куда его упекли за это, Клейн потерял малейшую возможность найти с подзащитным общий язык.

— Вердикт комиссии — это непреложный факт.

Но Сарразин знал, что Клейн не теряет оптимизма. Уже давно они обговорили, что следует предпринять в случае вынесения комиссией такого решения.

— Ты к нему завтра поедешь?

— Да.

— И все же мне, наверное, надо ему позвонить?

— Да, пожалуйста, это было бы весьма кстати. Сарразин кивнул, и они попрощались.

Сью смотрела на мужа в упор. А он — на нее, пытаясь прочесть в ее глазах что-нибудь новое для себя и не находя ничего. Он заметил, что она зябнет, что, пожалуй, впервые нынешней осенью надела пуловер.

— Разве это не страшно для Арбогаста, — спросила она наконец, обхватив себя руками за плечи.

Сарразин обнял ее, они поцеловались. Туман спустился с гор в сад и сквозь открытое окно заткал влажной прохладой гостиную. Время было ближе к вечеру, все вокруг было залито болезненным сумеречным светом, который вот-вот, в любое мгновенье мог окончательно пойти на убыль. Фриц Сарразин пожалел о том, что вечер еще не наступил, — с включенным светом и, может быть, растопленным камином они со Сью могли бы представить себе, будто уже пришла зима.

Начиная с прошлого лета, ознаменовавшегося отказом в возобновлении дела, Сарразин прилагал максимальные усилия прежде всего к тому, чтобы заинтересовать общественность делом Арбогаста, и после бесчисленных интервью и статей начало и впрямь казаться, будто эта стратегия гарантирует конечный успех, Но, как выяснилось, он вновь недооценил судебную машину, в жернова которой попал Ганс Арбогаст. Машину, неумолимо и беспрестанно перемалывающую человеческие судьбы. Сарразин был убежден в том, что этой машиной движет не столько неуклонимое соблюдение и исполнение закона, сколько чисто механическое бессмысленное сцепление всевозможных статей и параграфов. Потому что закон сам по себе представлял собой во многих отношениях дань прошлому. Сарразину всегда казалось, будто в параграфах Уголовно-процессуального кодекса слышится тяжкая поступь кайзеровских времен, сквозь которую прорываются истерические взвизги эпохи между двумя войнами, когда одна юридическая новелла через день сменяла другую, уступив в итоге место чудовищно планомерной трезвости нацизма, проведшего целый ряд реформ уголовного законодательства, заложившего их как безжизненные, но заминированные дороги. Порой Сарразину представлялось, будто этот разновозрастной и разноречивый ропот законов и является подлинной темницей, в которой томится Арбогаст. Все судьи и адвокаты, эксперты и охранники одержимы голосами этого какофонического хора, отчасти напоминавшего Сарразину молитвы сектантов, которых он однажды, еще мальчиком видел в окрестностях Берна, когда они, впав в групповой транс, плели что-то предельно невнятное.

Сарразин решил позвонить Арбогасту лишь на следующее утро — незадолго перед тем, как в тюрьму прибудет адвокат. Сейчас заключенных все равно уже развели по камерам, и хотя он и понимал, что обязан принятым решением лишь собственной трусости, в данный момент он счел куда более важным затопить камин, чтобы Сью наконец согрелась.

На следующий день Клейн прибыл в Брухзал довольно поздно, и когда Арбогаста после свидания с адвокатом увели в камеру, начало уже темнеть. Наступает осень, подумал Арбогаст, приложившись щекой к холодной стене около окна. Как и каждый год, в эту пору уже вовсю тянуло осенью. Но в этом году тянуло сильнее всегдашнего. Чему это он, Арбогаст, улыбается, спросил у него адвокат. В ответ тот лишь покачал головой. Потому что об этом все равно никому не расскажешь: повсюду, куда ни глянь, была Мария! С того самого мгновения, когда он обхватил обеими руками ее безжизненную голову, она уже никуда не девалась. Понятно ли ему решение комиссии? Разумеется. Может ли адвокат в сложившейся ситуации что-нибудь для него сделать? Помолчали бы вы немного, подумал Арбогаст. После того, как здесь гасили свет, он порой лежал какое-то время без сна, пытаясь удовлетворить себя при помощи рук, — но так, чтобы она этого не заметила. И никогда у него это не выходило. Любое прикосновение во все эти годы неизбежно оборачивалось прикосновением к ней.