Томас Хетхе - Дело Арбогаста

Ансгар Клейн довольно быстро уснул, и, вслушиваясь в его спокойное и становящееся все глубже дыхание, она почему-то вспомнила о Максе, точнее, о том, как Макс смеется. Закрыв глаза и наморщив лоб, она поглубже зарылась в подушки. Но и в ее сновидениях вновь и вновь звучал смех Макса; позднее у нее сложилось впечатление, будто он просмеялся над нею всю ночь напролет, — так беспокоен и поверхностен был ее сон. В конце концов она проснулась — вся в поту, но дрожа от холода, — перегнулась через адвоката и посмотрела на его дорожный будильник — довольно изысканную вещицу с тремя поверхностями, раздвигающимися наподобие того, как расставляют палатку, — и на поверхности с циферблатом было полшестого.

Она попыталась вновь заснуть, но понемногу начинало светать и темная синева неба разбудила ее окончательно. Какое-то время она простояла у окна, наблюдая за тем, как постепенно становится белым, казавшийся до того синим снег, и в какой-то момент поняла, что больше не выдержит. Должно быть, я просто отвыкла спать в одной постели с мужчиной, подумала она, надела один из халатов, висевших в ванной, обулась в темно-красные кожаные шлепанцы Клейна и тихо прокралась по все еще спящей гостинице в ресторан. И здесь все было тихо, лишь слышался стук посуды из кухни, да просачивался свет сквозь полуоткрытую дверь. Вид у ночного портье был измученный. Она тихим голосом попросила у него чашку кофе.

— Если это, конечно, не составит вам труда. Я подожду в зале ресторана.

Он кивнул, она пробормотала слова благодарности и поплотнее запахнула на груди халат. Свет в зале был по-прежнему выключен, и она уже протянула руку к розетке у входа, как вдруг увидела у одного из окон на фоне все еще синеватого снега человеческую фигуру. Она сразу же поняла, что это Фриц Сарразин в одном из своих светлых костюмов — костюм-то как раз при таком освещении она и увидела в первую очередь. Сарразин держал на столе блокнот и набрасывал какие-то заметки. Рядом с блокнотом стояла вазочка со свежей мятой. Лишь когда она подсела к нему, Сарразин поднял на нее глаза и с явным изумлением поздоровался.

— Вы всегда так рано встаете, госпожа Лаванс?

— Вообще-то нет.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Надо бы вам как-нибудь погостить у меня в Тессине. Мой сад, знаете ли, обнесен с одной стороны древней каменной стеной и возле нее стоит стол со стульями. Это несколько в стороне от дома, зато там удается поймать самые первые лучи рассвета. И если бы мы сейчас находились там, нам наверняка было бы теплее.

— Звучит заманчиво. И вы там в такую рань работаете?

— Бывает. Это весьма подходящее время, если, конечно, не хочешь спать. Такое приходит с возрастом. Но, госпожа Лаванс, уверяю вас, вам там тоже понравится. У меня гранаты и смоквы. И два виноградника, причем тоже древние. У меня, как это ни странно, растет мускатель. Вы пробовали мускатель? Катя покачала головой.

— А вы видели высадку на Луну?

— Нет. — Сарразин энергично покачал головой. — У нас нет телевизора.

— Жаль. Я думала, вы поделитесь со мной впечатлениями.

— А можно вам сказать, что мне хочется знать по-настоящему? Она недоумевающе посмотрела на него.

— Хороши ли у вас дела.

Пока она раздумывала над ответом, в ресторане появился Ансгар Клейн в таком же халате, как она, только не в шлепанцах, а в носках. На мгновение он завис над столиком, затем все трое заухмылялись.

— Я только что пригласил госпожу Лаванс полюбоваться на мое гранатовое дерево. Ты ведь помнишь это место у древней стены?

— Да уж. И настоятельно советую тебе, Катя, принять приглашение.

— Если бы все было так просто!

— Но, может быть, вы приедете ко мне вдвоем? Я вас с удовольствием приглашаю обоих!

Все покивали, потом помолчали, думая при этом о том, что Катино пребывание на Западе должно вот-вот закончиться. Ночной портье, принеся Кате кофе, пообещал зайти на кухню и заказать завтрак на три персоны.

— Ну, — тихим голосом обратился адвокат к писателю, — и что ты теперь скажешь о нашей самоотверженной борьбе за справедливость?

Сарразин в изумлении сделал круглые глаза.

— А что, возникли какие-то сомнения? Катя предпочла не поддерживать эту тему.

Сарразин медленно, словно проникаясь пониманием происходящего, кивнул и окинул друзей по застолью таким взглядом, словно все они втроем представляли собой компанию заговорщиков.

— Ну так вот, — заговорил Сарразин, делая после каждого слова, как показалось Кате, намеренную паузу. — Возможно, мы имеем дело все-таки с убийством, только сегодня нам не хочется называть его так. Улавливаете?

Он раскрыл блокнот на чистой странице.

— Вчера я навещал Арбогаста. И укрепился в мысли о том, что тогдашний инцидент был своего рода несчастным случаем. И вместе с тем это был выплеск ярости, электрический разряд, удар молнии, внезапно догнавшее и накрывшее этих двоих эхо войны.

— Ну а при чем тут война?

— Война застряла в нем глубоко.

— Ну и что же?

— Мне кажется, тогда это ощущали все. Эти приметы бури, все их чувствовали. Присяжные, судьи, пресса — все понимали: с этим пора кончать. Такого больше не должно быть никогда. Слишком велик был всеобщий страх. А потом мы цивилизовались. И сейчас страх исчез. Мы даже забыли о том, что он был.

Катя поглядела в окно — на газон, покрытый теперь уже однозначно белым снегом. Отпила кофе. Даже восковые листья рододендрона были покрыты снежной пылью. Понемногу гостиница оживала, из холла уже какое-то время доносились довольно громкие голоса, а сейчас в ресторан потянулись и первые посетители. Подали завтрак, вся троица принялась за него. Сарразин и Клейн продолжали тихо переговариваться, а за окном становилось все светлее и светлее. Но она пропускала эту беседу мимо ушей. Страх не то чтобы совсем исчез, но почти.

Профессор Маул распорядился, как и каждое утро перед тем, подать себе кофе в номер, после чего покинул гостиницу. Ранним воскресным часом вокзал был совершенно безлюден; профессор не сомневался в том, что не встретит здесь никого, кроме дежурного, который, не произнеся ни слова, прокомпостирует ему билет. Так произошло, но уже потом, на платформе, посыпанной мелким снежком, ему повстречался преподобный Каргес. Священник вышел из-за столба, за которым он укрывался от ветра, и, как нарочно, столкнулся нос к носу со старым профессором. Маул видел Каргеса и в зале суда, а сейчас тот ему кивнул. И Маул с радостью двинулся ему навстречу.

— Вы тоже сегодня уезжаете, господин профессор?

Слегка разозленный тем, что священник не счел должным представиться, профессор все же удостоил его кивком и поставил чемодан наземь.

— Правильно, — продолжил священник, — шансов все равно никаких.