Буало-Нарсежак - Алая карта

Клеманс:

— Будь я на вашем месте, мсье Эрбуаз, сходила бы к другому врачу. Вы никак не избавитесь от ишиаса, это ненормально. Сами видите, уколы не действуют. Так недолго и инвалидом стать.

Инвалид — пугающее слово, инвалид, читай — недееспособный. Я возмущенно спорю, как будто, если заставлю Клеманс признать, что она преувеличивает опасность, болезнь отступит. Мне так необходима отсрочка — из-за Люсиль! Я обещаю обратиться к другому эскулапу, и Клеманс хвалит доктора, который пользует Рувра.

— А кстати, как он себя чувствует?

— Не хуже, чем обычно.

Она бросает взгляд на дверь туалетной комнаты, словно подозревает, что председатель мог спрятать там своего соглядатая. Клеманс вообще склонна к таинственности.

— Здоровым председателя, конечно, не назовешь, — заявляет она, понизив голос, — но он еще и наигрывает, уж вы мне поверьте!

— И зачем бы он стал это делать?

— Как зачем? Чтобы тиранить свою бедную жену! Не хочу наговаривать, но мне иногда кажется, что он ее за что-то наказывает. Некоторые мужчины не умеют прощать.

Последнее замечание Клеманс так меня потрясает, что я решаю перевести все в шутку.

— У вас, как я посмотрю, совсем не осталось иллюзий насчет «сильной половины» рода человеческого?

— Не осталось! И очень давно. Я точно знаю, что мсье Рувр может ходить — когда захочет. Вчера Фернанда видела его в коридоре.

— В котором часу?

— Около половины третьего.

— Я думал, он в это время отдыхает.

— Если и так, никто и ничто не может помешать ему прогуливаться по коридору, когда мадам Рувр уходит.

Все утро я размышлял над словами Клеманс. Жонкьер и Рувры составляли странное трио. Что за драма между ними разыгралась? Если Рувр ревнив, он, должно быть, безумно страдает, когда Люсиль отсутствует. Именно поэтому ему и не сидится в комнате, его гложут мучительные подозрения и тревога, и он, превозмогая боль, ходит по коридору. Или притворяется спящим и следит за Люсиль сквозь ресницы, догадываясь по ее осторожным движениям, что она готовится уходить. Что она наденет? С кем встречается? Что скрывается за идеей обновления библиотеки? Ревность? Как мне это знакомо! Хочется ударить, избить, придушить. О да, мне это знакомо!

Рувр, конечно, не слишком опасен — во всяком случае, физическая угроза от него не исходит. Опасаться следует проницательности бывшего судьи, его привычки «зондировать» мозги окружающих. Если мы, не приведи господи, встретимся, должен ли я испытать укол совести, почувствовать вину за адюльтер? Я сознательно утрирую, чтобы заставить себя не терять бдительности. Ситуация, увы, безвыходная: ни она, ни я покинуть «Гибискус» не можем. Мы обречены встречаться. Даже если Люсиль попросит пересадить ее за другой стол — что неизбежно вызовет пересуды, — мы будем сталкиваться в лифте, в парке, в коридоре на нашем этаже, у автобусной остановки, в городе…

Коротко говоря, круг замкнулся. Не только для нас — для всех остальных тоже. В этом доме живут люди, бывшие когда-то в ссоре, помирившиеся и ставшие неразлучными, потом снова отдалившиеся друг от друга, пребывающие в состоянии вечного влечения-отторжения. Никто не может вырваться из плена обстоятельств. Попытайся я, говоря высоким стилем, «бежать от нее прочь», она этого не поймет, и мы неизбежно рано или поздно встретимся снова. К чему сопротивляться? Конечно, меня влечет к Люсиль. Доказательство? Она не пришла в библиотеку, как обещала, и я промучился всю вторую половину дня, потому что по-прежнему плохо справляюсь с чувствами и оттого уязвим.

Не появилась она и за ужином. Что же случилось? Рувр не отпустил ее в столовую? Я придумываю всяческие объяснения, в этом со мной никому не сравниться. Моя фантазия безгранична. Если Рувру известно, что на самом деле произошло на террасе (а такую возможность исключать нельзя!), им нелегко находиться наедине друг с другом. Насколько же спокойней я чувствовал себя до их появления в «Гибискусе»! Я усыхал, скукоживался от скуки, но в моей жизни не было ни страха, ни тревоги. Я принадлежал себе. Смерть Жонкьера лишила меня главного средства защиты — безразличия. Я снова познаю́ нетерпение, надежду, ожидание и начинаю ненавидеть Рувра. Глупо до слез!

Сегодняшний день был наполнен разнообразными эмоциями. Не хочу упустить ни одну деталь. В два часа я пришел в библиотеку, приготовил этикетки и начал снимать с полок авторов на «Б». В четверть третьего появилась она.

— Здравствуйте, Мишель. Простите за вчерашний «прогул». Вы, наверное, понимаете, это произошло не по моей вине.

Подтекст ясен: «Мой старикашка вел себя еще невыносимей, чем обычно». Смуты в душе как не бывало. Я весело принимаюсь за работу. Мы классифицируем, клеим этикетки. Мы товарищи. Я хочу, чтобы мы были товарищами — и только. Мы перекидываемся несколькими безобидными фразами, а потом я вдруг настораживаюсь. Открываю дверь. Никого. Прислушиваюсь. Все тихо.

— Показалось, что кто-то прошел мимо, — объясняю я. — Не хочу, чтобы нам помешали.

На ее лице ни тени страха, только искреннее удивление.

— Но кто бы мог прийти сюда?

Я не осмеливаюсь произнести «ваш муж». Все мои страхи и сомнения улетучиваются. Я забываю вчерашние терзания. Мы заканчиваем с «В», «С» и «D». На «Е» и «F» писателей нет, можно переходить к «G». Жюльен Грин. [19] Джулиан Хартридж Грин (1900–1998) — французский писатель американского происхождения, автор новелл, драм и романов. На полке стоит второй том его «Дневника».

— Какая жалость! — восклицает она. — Не могли бы мы купить продолжение? Очень увлекательное чтение.

Увлекательное… Какое банальное слово… Неужто она глуповата? Или это я слишком «филологичен»?

— Буду рад снабдить вас недостающими томами.

— Как чудесно, Мишель, спасибо за предложение.

— Я могу дать их вам прямо сейчас. Идемте. Работа подождет.

Мы едем на лифте вниз. Она стоит так близко, что я мог бы поцеловать ее. Нелепая мысль. Смешная. Сладко-непристойная. Двери открываются, мы выходим, я иду первым, Люсиль следует за мной. У дверей своей квартиры она останавливается.

— Я буду ждать вас здесь, — тихо произносит она.

— Перестаньте! Чего вы испугались?

Возможно, Рувр стоит за дверью. Вдруг он откроет? Она колеблется. Что выбрать — долг или… Или что? Любопытство перевешивает, ей хочется узнать, как я живу, продлить этот миг смятения.

— Только быстро, — шепчет она.

Мы бесшумно открываем дверь, входим, она замирает в центре кабинета, быстро оглядывается.

— Боже, какая чудесная у вас библиотека!

— Идите сюда. Не бойтесь. Мой Грин вот на той полке.

Люсиль рассматривает книги, которые я выбрал в спутники последнего этапа своей земной жизни.

— Вы настоящий интеллектуал, — произносит она почтительным тоном. — Я довольствуюсь лауреатами года и легким чтивом — Труайя, Сесброн, ну, вы понимаете… О, что это? Эрбуаз?