Ирина Зарубина - Компромат

Да-а, за то, что следователь открыла дело на собственных коллег, начальство по головке не погладит.

Клавдия представила себе пухлое лицо Меньшикова, покрывающееся густой краской, и его узкие от гнева глазки.

«Вы соображаете, что делаете, — скажет горпрокурор с улыбкой, напоминающей оскал, — что вы себе позволяете, в конце концов? Я вынужден принять меры!»

Конечно, ее ожидают серьезные неприятности.

Есть обвиняемые, но нет сколько-нибудь убедительного компромата.

Есть дело, но нет состава преступления.

Сплошные догадки и ничем не подкрепленные версии.

Обвинить сослуживцев в том, что носились друг за другом на демонстрации оппозиционных сил… Или же в том, что средь бела дня устроили ей обыск, натянув на голову мешок? (Кстати, надо еще доказать, что это их рук дело.) Или в том, что арендовали на вечер помещение общества вакцинации домашних животных «Дружок» и потребовали какой-то загадочный ключ…

Как ни поверни, ерунда получается.

Клавдия в досаде закусила губу и принялась перечитывать показания оператора Подколзина.

За этим занятием и застал ее Игорь Порогин.

Он был в новеньком, с иголочки черном костюме, накрахмаленной белоснежной рубашке и сиял, как майское солнышко.

— Здрасьте, Клавдия Васильевна! — бодро воскликнул он с порога, затем с размаху уселся на стул и закинул ногу за ногу. — Как наши дела-делишки?

Дежкина удивленно поглядела на бывшего помощника.

— Что стряслось, Игорек? У тебя сегодня именины?

— Лучше, Клавдия Васильевна, лучше! Берите выше! Именины каждый год случаются, а такое, как у меня теперь, раз в сто лет.

— Вот как? — Дежкина отложила в сторону листок с показаниями Подколзина и приготовилась слушать.

— Ах, Клавдия Васильевна, вы даже не представляете, как все здорово складывается, — ликовал Порогин. От избытка чувств он вскочил с места, прошелся крест-накрест по кабинету, а затем вновь плюхнулся на жалобно скрипнувший стул. — Кажется, меня повысят в должности… и в звании. Сам Меньшиков намекнул!

— Вот как?

— Ладно, не буду вас томить. Помните, я на днях рассказывал об одном пацанчике… дворнике… который в квартире оружейный склад устроил?

— Ганиев, кажется, — кивнула Дежкина, — как же, помню.

— Так вот, нашел я на него, голубчика, управу. Это будет самое громкое дело последнего времени. Мне уже и корреспондент из газеты звонил — по наводке Анатолия Ивановича, между прочим.

— Корреспондент? — удивилась Клавдия. — Меньшиков рекомендовал тебя корреспонденту?

Игорь потупил глаза и заулыбался, изображая смущение, однако лицо его против воли торжествовало.

— Завтра приедет фотограф, будет для статьи снимок делать, — сообщил он.

— Ого, я вижу, ты у нас становишься знаменитостью. В добрый путь! Только как же тебе удалось взять его с поличным, этого Ганиева? Ты же говорил, что с точки зрения закона там не подкопаться…

— Фирма веников не вяжет! — гордо откликнулся Порогин. — Я этого пацанчика, как теленка, вокруг пальца обвел. У меня теперь в деле и свидетельские показания понятых, и фотоматериалы, и пистолет с его отпечатками пальцев. Все, как в лучших домах Лондона!

— Что-то я не понимаю, — нахмурилась Клавдия. В интонациях ее воспитанника прозвучала какая-то новая, нехорошая нота. — Ты же говорил, что он осторожничал, держал свой арсенал в разобранном виде…

— Верно. Но я его умыл.

— Каким же образом?

— Что вы, Клавдия Васильевна, — засмеялся Игорь, — я такую штуку провернул… Сам не ожидал, что получится. Я его взял да напоил.

— В смысле?

— В самом прямом. Пол-литра водки, душевный разговор — и рыбка в сети.

— Он что, признался? — спросила Дежкина.

— Признается, куда денется. Под тяжестью улик, так сказать. Пока что заливает про какого-то Александра Александровича, который и есть хозяин оружия. Но мы эти байки знаем.

— Стоп-стоп, — остановила его Клавдия. — Если он не признался, ты его не поймал. И при чем тут поллитровка?

— А вот при чем, — разоткровенничался Игорь. — У меня все заранее распланировано было. Опербригада, понятые… Я к этому Ганиеву будто бы на огонек заскочил: посидеть, погуторить на разные темы. И накачал его так, что бедняга ни бе ни ме не мог произнести. Тут-то мы его и сцапали.

— А основания?

— Понимаете, Клавдия Васильевна… в том-то и фокус. Не знал я, на чем его подловить. Ну не было зацепок, хоть убейся, — развел руками Порогин. — А мне Виктор Сергеевич прошлый раз сказал: «Если нет зацепок, сумей подставить… а там, глядишь, и зацепки отыщутся!»

— Так ты… — начала Дежкина и осеклась.

— Да. Представьте себе — да! Я сам собрал пистолет и вручил его Ганиеву. А в этот момент — помятые, фотосъемка… Короче, попался дружок как миленький.

— Что ж, — Клавдия поднялась и начала рыться в тумбочке. Она выудила на свет Божий пустую банку, звякнула кипятильником, а стакан вдруг с размаху швырнула на пол.

Порогин так и подпрыгнул от неожиданности.

Никогда он еще не видел на добродушном лице Дежкиной такого гневного выражения.

— Что ж! — крикнула… нет, скорее прорычала следователь, надвигаясь на растерявшегося воспитанника. — Выкрутился из сложного положения? Значит, теперь герой? Значит, интервью будешь раздавать и фотографироваться, да? — Она побелела от ярости, зрачки сузились. — Как же ты мог, Игорь? Как ты посмел явиться ко мне и рассказывать все это?! Как посмел так поступить?! Разве этому я тебя учила?

— Но, Клавдия Васильевна… — растерялся Игорь, — я думал…

— Ты думал! О чем же ты думал, интересно знать? О том, какое повышение тебе светит?

— Зачем вы так? — обиженно сказал Игорь. — Я же старался. В конце концов, мне сам Чубаристов…

— Почему же ты, мой друг, учишься на самых плохих примерах? — перебила его Клавдия. — Виктор Сергеевич сам никогда так… Он сначала убеждается в своей правоте.

— Я тоже буду прав, — заявил Игорь.

— Вот и доказывай свою правоту, но законными методами. Понимаешь — ЗАКОННЫМИ!

Она села на свое место и спрятала лицо в ладонях.

— Боже мой, — сокрушенно качала она головой, — что же это делается? Ты же такой молодой… вся жизнь впереди. Зачем начинать ее с подлости?

— Ну, знаете ли, — вспыхнул Игорь, — я вас, конечно, уважаю, Клавдия Васильевна, но вы все-таки подбирайте выражения.

— Да подбираю я, — не зло, а даже как-то жалостливо произнесла Дежкина. — Подлость она и есть подлость. Это я виновата, надо было тебя не профессиональным хитростям учить, а совестливости. Или этому нельзя научиться? Совесть или есть в человеке, или ее нет. В общем, зря я на тебя так обрушилась. Просто очень хочется, чтобы ученики не повторяли наших ошибок. А ты ведь мой ученик, верно?

— Спрашиваете! — растроганно отвечал Порогин. — Вы же знаете, как я к вам отношусь.