Жорж Сименон - Побег аристократа. Постоялец

— Смотрите! В углу, слева… — шепнула она ему.

— Кто это?

— Не узнаете? Это же Парсонс! Один из трех братьев Парсонс, воздушных акробатов на трапеции. А с ним его жена. В английском костюме! Небось, никогда таких не носила, она в нем похожа на баночку для табака. Она в их номере заменила одного из братьев, Люсьена, он разбился в Амстердаме.

Самые заурядные люди. Этот малый, с виду лет тридцати пяти, напоминал скорее не циркача, а принарядившегося рабочего.

— Наверное, у них здесь представление… Глядите! Там, дальше, через три столика…

Внезапно воодушевившись — всю апатию как рукой сняло, — чтобы подчеркнуть важность происходящего, она снова и снова хватала своего спутника за руку, побуждая разделить ее восторг:

— Жанин Дор! Певица…

Последняя была жгучей брюнеткой. Волосы, черные как вороново крыло, ниспадали маслянистыми прядями по сторонам бледного лица, на котором выделялись громадные запавшие глаза, обведенные темными кругами, и кроваво-красный рот. Она восседала за столиком одна, трагическая, презрительная, и ела спагетти.

— Ей уже, наверное, больше пятидесяти… А она все еще может больше часа продержать зал в напряжении, только песнями, совсем одна! Люди слушают, затаив дыхание… Глупо упускать такой шанс! Надо бы пойти, попросить автограф…

Она вдруг вскочила и направилась к хозяину закусочной, сидевшему за кассой. Зачем, господин Монд не понимал. Их ведь уже обслужили. Он ждал. Смотрел, как она уверенно говорит что-то, потом хозяин взглянул на него, казалось, одобрительно, и она подошла к столу:

— Дайте мне квитанцию из камеры хранения.

Отнесла ее и вернулась:

— Есть свободный номер на двоих. Надеюсь, вас не стеснит?.. Да у них, может, и не нашлось бы двух одноместных… К тому же это могло бы показаться неестественным! О, гляньте! Те четыре девушки справа от двери… Это танцовщицы!

Жюли ела так же старательно, как в Марселе, но зорко посматривала вокруг, ничего не упуская из виду.

— Хозяин сказал, что сейчас еще не время… Только мюзик-холлы закончили работу, а казино и ночные забегаловки начнут закрываться не раньше трех. Вот я и думаю, не следует ли мне…

Он понял не сразу. На лбу молодой женщины прорезалась морщинка. По-видимому, она думала, как получить ангажемент.

— Кормят здесь хорошо и недорого. Да и комнаты, похоже, чистые.

Они допивали свой кофе, когда явился посыльный с сообщением, что их багаж прибыл и уже доставлен в номер. Жюли, несмотря на все тяготы минувшей ночи, больше не выглядела сонной. Острым взглядом проводила Жанин Дор, которая через маленькую дверь направилась к гостиничной лестнице.

— Они все здесь ночуют. Через час новые набегут…

Но час, столько пустого времени — нет, это слишком долго. Она выкурила еще одну сигарету и, зевнув, встала:

— Поднимемся к себе.

Любовью они занялись только на третий день. Три беспорядочных дня… В их комнате, выходящей окнами на узкий дворик, были лишь несколько старых выцветших стульев, на полу сероватый ковер, до того потертый, что виднелась основа, кресло, покрытое гобеленом, бумажные обои на стенах, скорее коричневые, чем желтые, да в углу ширма, скрывающая туалет и биде.

В первый вечер Жюли разделась за ширмой, откуда появилась в пижаме с голубыми полосками. Но брюки в ту же ночь сбросила, они ее стесняли.

Спал он плохо. Кровати стояли рядом, разделяемые ночным столиком и ковриком. Ужин никак не желал перевариваться. Господин Монд прислушивался к звукам, доносящимся из закусочной, и несколько раз спускался вниз, чтобы попросить соды.

Около восьми он встал, оделся, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить свою спутницу, которая во сне сбросила с себя одеяло — батарея раскалилась, в комнате было жарко и нечем дышать. Может, именно это так угнетало его всю ночь?

Господин Монд вышел из номера, оставив на видном месте свой чемодан, чтобы Жюли не подумала, будто он ушел насовсем. Зал кафе был пуст, там не нашлось никого, кто бы его обслужил, и он позавтракал в баре, полном клерков и рабочих, потом прошелся вдоль морского берега и даже не вспомнил о том, другом море, близ которого когда-то лежал и плакал во сне.

Может быть, он все еще не освоился? Очень голубое, по-детски ясное небо не уступало морю, синеющему, словно на ученической акварели, чайки носились над водой, гоняясь друг за другом, ослепительно-белые на солнце. Поливальщики оставляли на мостовой влажные полосы.

Вернувшись около одиннадцати, он постучал в дверь — не хотел появиться без предупреждения.

— Войдите.

Она не могла знать, что это он. И все же на ней были только трусики да лифчик. Подсоединив провод электрического утюга к ламповой розетке, она гладила свое черное шелковое платье.

Спросила его:

— Хорошо выспались?

Поднос с завтраком стоял на туалетном столике.

— Я буду готова через полчаса. Сколько времени? Одиннадцать? Подождите меня внизу, если хотите.

Он ждал, читая местную газету. Уже привык ждать. Они перекусили еще раз, вдвоем. Потом вышли на улицу, двинулись в сторону Английской набережной, и как только дошли до «Казино у пирса», она снова велела подождать ее, а сама юркнула в казино.

Затем потащила его на одну из центральных улиц Ниццы:

— Подождите меня…

На эмалевой дощечке стояла греческая фамилия с пояснением «импресарио».

Оттуда Жюли вернулась в ярости, не пускаясь в дальнейшие объяснения, пробормотала: «Свинья!» и, переведя дух, предложила:

— А может, вам пока где-нибудь прогуляться по своему вкусу?

— Вам надо куда-то пойти?

— Еще по двум адресам сбегать…

И, взбешенная, стиснув зубы, снова двинулась в путь по городу, которого знать не знала, расспрашивая встречных полицейских, взбегая на этажи, чтобы вскоре опять выйти на улицу, вытаскивая из сумочки новый клочок бумаги с очередным адресом.

— Самое время для аперитива. Я знаю, куда нам надо отправиться…

Оказалось, речь шла об элегантном баре «Сентра». Прежде чем туда войти, Жюли подправила макияж: она хорохорилась, но ей было не по себе. Даже страшновато, что в заведении такого класса не сумеет держать себя должным образом, но это не помешало ей, садясь на высокий табурет, закинуть ногу на ногу и властно распорядиться:

— Бармен, два «розовых»!

С вызывающим видом грызя оливки, она оглядывала зал, оценивающе, в упор присматривалась к мужчинам и женщинам. Ее злило, что вокруг ни одного знакомого лица, что она здесь не более чем залетная пташка, что публика удивленно косится на ее коротенькое платьице ценой в четыре су и манто, лишенное шика.

— Давайте пообедаем.

Адресом места, где можно пообедать, она тоже успела запастись. Потом пробормотала не без смущения:

— Вы не против вернуться один?.. О, совсем не потому, что вы подумали… Пожалуйста, верьте мне: после всего, что я пережила, довольно с меня мужчин, я больше никому на удочку не попадусь. Просто не хочу быть вам в тягость. У вас ведь своя жизнь, разве нет? Вы были так добры… Уверена: стоит мне только заглянуть за кулисы, и я там найду знакомых. В Лилле я встречала многих артистов, они туда все приезжали на турне.