Сватоплук Зламаный - Трое на трое

- Разве что кто-нибудь из них знает, что Мыслик совершил убийство, возразил Матейка. - Тогда у этого знающего могут сдать нервы.

- Слишком многого хотите, коллега!

Они нерешительно топтались на тротуаре возле своей машины, и никто не мог придумать, что дальше, как дальше, по какому пути. С детективами в романах ничего подобного не бывает. Им дорога каждая минута, и они используют время до предела. Однако жизнь всегда сложнее, чем самые невероятные вымыслы, и мучительнее всего она испытывает людей временем. Криминалист в жизни знает чувство растерянности, только не рассказывает об этом. Он спасается от этого чувства интенсивной работой. Ищет подсказки в сходных казусах. Если это ни к чему не ведет, он пытается проникнуть в проблему глубже. Обманувшись и тут, расширяет угол зрения. И все время неустанно ждет, что когда-нибудь натолкнется на золотую жилу, на новую перспективную идею. Он поступает как литератор, который не полагается на спасительное вдохновение, а действует по формуле: пять процентов таланта, девяносто пять - трудолюбия. Одного не имеет он права говорить себе: что завтра тоже будет день или что утро вечера мудренее. Такая мудрость была бы мудростью побежденного, послевоенной болтовней капрала, изображающего себя Наполеоном. Яролим с Матейкой знали это так же хорошо, как и Томек.

- Итак, Мыслик обеспечил себе целых трех свидетелей, - проговорил наконец Матейка. - Вот это называется основательность, уважаемые!

- Опустись на землю, Ломикар, - возразил Яролим. - Не каждый по первой же просьбе согласится покрывать убийцу лжесвидетельством. Для этого тебе пришлось бы доказать, что все трое - вернее, четверо, - заинтересованы в смерти Покорного; только в этом случае ты можешь высказывать такую гипотезу!

- Они могли и не знать, зачем Мыслику алиби.

- Почти доказанным можно считать всего лишь одно, - медленно произнес адвокат. - Все они подтверждают алиби друг друга. Странно... Будь я футбольным болельщиком, я не стал бы торчать у телевизора, когда матч разыгрывается в двух трамвайных остановках от моей квартиры.

Яролим и Матейка ограничились кивком. Во-первых, из вежливости, а во-вторых, они никакими силами не могли сейчас придумать ничего более умного. При этом они отнюдь не забывали, что, возможно, зря теряют минуты, которых впоследствии - через час, завтра, неизвестно когда! - им будет отчаянно не хватать.

4

Взяв у Матейкн его "трабант", доктор Томек поехал на Ветряную улицу в районе Качеров, к родственникам Петра Покорного, чтобы сообщить им о смерти брата и зятя. Поехал он из одного лишь любопытства - ему хотелось увидеть, как живет брат его клиента. Петра Покорного Томек знал несколько лет, а его брата Павла не встречал еще никогда.

Немало хранилось в памяти адвоката, но все же он несколько опешил, найдя по данному адресу прелестный коттедж с тщательно ухоженным садиком и новым гаражом. Неожиданный резкий контраст с жильем Петра Покорного на улице Заводь, темным и лишь с великим трудом кое-как, благоустроенным, в сущности, не должен был удивлять Томека. Петр был разведенный забулдыга; Павел, как видно, вел размеренную жизнь примерного семьянина.

Матейка долго нажимал на звонок калитки и уже решил уходить, когда из дому вышла молодая женщина в синей дневной пижаме. Томек поздоровался, назвал свое имя.

- А, вы ревизор? Прошу вас. - Женщина подошла отпереть калитку.

- Ревизор?.. - удивился Томек.

- У меня есть освобождение от работы для ухода за больным ребенком. Можете убедиться, Павлик лежит в кроватке, ему только что сделали укол пенициллина.

- Я адвокат, пани Покорная, - ответил Томек. - Защищал вашего зятя Петра...

- Ах так?.. - Она остановилась на пороге с выражением, которое ясно говорило, что вопросы, связанные с зятем, можно решить и не заходя в дом.

- Видите ли... - Томек перевел взгляд на дверь. - Я задержу вас ненадолго, но...

- Как угодно. - Она пожала плечами и двинулась впереди него через прихожую в просторную гостиную. - Садитесь, - указала она на стул, а сама осталась стоять.

- Дело в том, что вчера вечером ваш зять... - Томек осторожно подбирал слова, хотя был уже почти уверен, что Марта Покорная в обморок не упадет. Ваш зять внезапно скончался.

- В самом деле? - спросила она без всякого участия.

- Он стал жертвой... трагического происшествия, - продолжал адвокат.

- А я и не удивляюсь, - усталым тоном отозвалась женщина. - У него уже было столько этих происшествий!

- Дело передано в криминальный отдел. - Томек старался говорить тоном мелкого чиновника, просто исполняющего поручение. - Ваш зять, видите ли, был убит.

- Этого нам только не хватало! - вырвался у Марты наполовину вздох, наполовину вскрик. - Словно мало он нас позорил!

В тоне ее слышалась только жалость к себе самой, к репутации семьи, лишний раз запятнанной.

- Я счел своим долгом сообщить вам об этом, - по-прежнему без всякого выражения закончил Томек. - Позволю себе только спросить вас - не звонил ли вам зять вчера вечером?

- Мы не разговариваем с ним уже не знаю сколько времени! - отклонила она предположение адвоката тоном, каким мы отвергаем несправедливое обвинение.

- И ваш супруг ему не звонил?

- Из дома наверняка нет, да и вообще-то я бы очень удивилась, если б... Муж пришел домой в половине шестого, как обычно, и звонил только заместителю своего начальника.

- Стало быть, точно - не брату?

- Я сидела вон там и читала. - Она показала на кресло под торшером с полочкой, на которой лежало несколько иллюстрированных журналов. - А вот отсюда, - она погладила телефонный аппарат, - муж звонил приблизительно в половине девятого инженеру Коубе, заместителю директора их комбината. Перед этим и после этого он весь вечер просидел наверху, в своем кабинете, за работой. У него там, правда, тоже есть телефон, параллельный, но с чего бы стал он вдруг звонить Петру?!

- Мне достаточно знать, что он ему не звонил, - сказал Томек; она ответила взглядом, дающим понять, что его визит слишком затянулся. - Обо всем остальном вас поставит в известность криминальный отдел, а вопросы наследования ваш супруг разрешит в нотариальной конторе, - добавил он.

Женщина удержалась от горько-насмешливой гримасы, но не преминула пожать плечами.

- Да у него ничего и не было. Его "фелиция" - просто рухлядь, а как подумаю о его квартире... - Она махнула рукой в знак того, что тут и говорить-то не о чем.

Томек подумал о приличных суммах на сберегательных книжках Петра Покорного; но он не видел причины, чтобы сейчас о них упоминать.

- Рад, что вы приняли это с таким мужеством. - Он поднялся.

Марта, естественно, не стала его удерживать, и ей в голову не пришло поблагодарить его хотя бы для проформы. А Томек, в свою очередь, уже только по дороге к калитке вспомнил, что не сделал самого, казалось бы, необходимого - не высказал ей соболезнования. Садясь в машину, он еще размышлял, какой момент в течение всего визита был бы наиболее для этого удобным. При всем желании не нашел ни одного.