Пит Эрли - Камень Апокалипсиса

Бенедикт на мгновение вскинул глаза на Спенсера, затем прочитал вслух:

— «Кабы из уст человеческих могла исходить только мудрость, великая тишина простерла бы над землей свои темные крылья».

Бенедикт гулко захлопнул книгу.

— Прочитав эту речь, — горько сказал он, — я понял, что вы обманули меня ради получения зачета. Вы украли слова Франка Кобба.

Да, сейчас Спенсер вспомнил. Он никак не мог нагнать учебу из-за тяжелой болезни матери. Выпуск был уже не за горами, а академическая успеваемость Эвана дышала на ладан практически по всем предметам. Ведь столько занятий пришлось пропустить… На книжку Кобба он наткнулся случайно, копаясь в читальном зале. Древнее выступление какого-то журналиста показалось вполне подходящим, вот Спенсер и решил, что никто не узнает про истинный источник его студенческой мудрости… Так и вышло. До поры до времени…

Бенедикт положил книгу судье на стол.

— Это вам, — сказал он. — Про ваш плагиат я знал уже довольно давно и даже верил, что смогу о нем забыть. Пусть все канет в забвение, думал я… Но вот сегодня утром, проснувшись, я тем не менее решил прийти и все вам рассказать. Ведь вы — судья. Человек, который по определению считается честным и порядочным. Да и кому, как не вам, знать, что грех всегда остается грехом, от него не убежать…

Профессор вышел из кабинета, не дожидаясь оправданий и даже не предложив руки на прощание. Спенсер был раздавлен, словно его, мальчишку, только что подловили за постыдным делом прямо в школе. Он попробовал найти спасение в логике.

Ведь я был тогда совсем молод и зелен. Ну, совершил одну ошибку… Да и сам профессор Бенедикт… Его что, жизнь никогда не заставляла ловчить? Какое вообще он имеет право попрекать меня грехами?..

Спенсер взял книгу со стола и швырнул ее в мусорное ведро.

Какой гнусный, отвратный день.

Вечером в среду судья Спенсер не торопился домой, а просто сидел в кабинете, придумывая себе одно дело за другим. Мелисса заранее предупредила, что задержится в гольф-клубе. По правде говоря, он и не испытывал особого желания ее видеть, тем более сейчас, когда возникли серьезные подозрения насчет конюшни и неверности супруги.

Около десяти вечера голод властно заявил о себе, и Спенсер вспомнил, что в нескольких кварталах от университета есть паб, где можно заказать сандвич и тарелку горячей, свежеподжаренной картошки, щедро сдобренной пикантным соусом. В пору его бедной студенческой молодости он частенько наведывался туда, чтобы перекусить и поболтать с друзьями. Но это было еще до знакомства с Мелиссой. Его избранница презирала эту, как она выражалась, «плебейскую забегаловку».

Он спустился вниз и вышел на улицу. Ночь стояла на удивление ясная, небо сплошь засыпано угольками звезд. Спенсер нажал красную кнопку на брелке, «ягуар» прочирикал бип-бип, и стержни дверных фиксаторов сочно щелкнули, выскакивая из гнезд. Он повел машину к университету, по дороге размышляя о минувших годах. Поездка по переулку воспоминаний.

Добравшись до нужного места, он, однако, ничего там не нашел. Точнее, нашел, но только парковку, забитую автомашинами студентов. Здание паба, оказывается, уже снесли.

Спенсер принялся бесцельно кружить по центру в поисках ресторана и вскоре заблудился. Сделав подряд несколько неверных поворотов, он минут через десять заметил красную неоновую надпись: «РИТЧИ». Загнав машину на соседнюю полупустую стоянку, он зашел внутрь. Здесь царил полумрак и пахло древностью. Свет по большей части исходил от свечей, горевших на дюжине столиков, застланных клеенкой в красно-белую шашечку. Вдоль одной из стен шли кабинки для особо стеснительных или секретничающих посетителей.

Пожилая официантка молча провела Спенсера к свободному месту и столь же молча сунула меню. Судя по всему, в «Ритчи» подавали аутентичную итальянскую кухню, что означает — без перевода или объяснений. Он заказал себе когда-то слышанные названия: бокал минеральной воды «Пеллегрино» и «прошутто пармезано».

В одной из кабинок сидела юная парочка, за другим столом ужинали два седовласых джентльмена, однако в целом ресторанчик, можно сказать, пустовал. Спенсер задумался о своей жене. Ему нравилось тешить себя горделивой мыслью, дескать, «у меня аналитический ум», а потому он перевернул бумажную салфетку-рекламу лицом вниз и авторучкой провел линию, поделив лист надвое. Слева он написал «Причины остаться», а справа — «Причины уйти». К тому моменту, когда официантка принесла салат, он уже успел изложить десять доводов, почему ему следует остаться в браке, несмотря на вероятную неверность Мелиссы. Все эти аргументы связывала одна общая идея: либо его личное финансовое благополучие, либо его же социальный статус. Справа он написал только одну фразу: «Больше ее не люблю».

— Господин судья?

Он тут же стыдливо перевернул салфетку, опасаясь, как бы кто не успел прочитать его мысли, и вскинул глаза. Рядом стояла Патти Делани. Интересно, давно она за ним наблюдает?

— Я не была уверена, вы ли это. Здесь так темно… Как-то странно видеть вас в таком месте…

— Да? — ответил он. — Почему же?

Женщина красноречиво огляделась по сторонам. В зале пахло подгорелым маслом. Кое-где обои с венецианскими мотивами — гондолы и так далее — пошли пузырями. Меню, которое официантка не удосужилась забрать после заказа, было забрызгано кетчупом. Самое дорогое блюдо стоило одиннадцать долларов.

— Совсем не похоже на клуб для сливок общества. Как он у вас там называется? «Фокс ран»?

Ее слова задели в Спенсере какую-то чувствительную жилку, однако нынешним вечером он был не в том настроении, чтобы ввязываться в дуэль, и решил парировать шуткой.

— Наверное, мне любопытно было узнать, что «делают обычные люди», — ответил он, позаимствовав кусочек припева из попсового хита десятилетней давности. Группа «Палп», всплыло в памяти.

Судя по пустым глазам напротив, Делани не уловила и не оценила глубин его музыкальных познаний или изящество аллюзии.

— Я просто из вежливости… поздороваться. Я не хотела вам мешать. Вы, видимо, были в глубоком раздумье. Впрочем, наверное, от судей именно это и требуется.

Не успев даже сообразить, что делает, Спенсер предложил ей присоединиться к нему за ужином.

— До тех пор пока мы не обсуждаем процесс, — сказал он, — здесь нет ничего предосудительного.

Приглашение, конечно, звучало довольно бесцветно. Впрочем, этим вечером ему действительно было не до веселья.

Она поколебалась, однако после того, как Спенсер встал и пододвинул для нее стул, все-таки присела. Сейчас на ней были светло-голубые джинсы, кроссовки (без носков) и мешковатый сине-оранжевый пуловер с надписью «УВА». Впервые он видел Делани в нормальной одежде и в очередной раз поразился ее привлекательности. Рыжие волосы спрятаны под синим бейсбольным кепи, из выреза на затылке торчит «конский хвост».