Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля

…Юрий Савельев был отцовским разочарованием примерно с трех лет. Как только пошел в детский сад, и к нему злыми репейниками принялись цепляться простуды и гриппы. Наследник рода Савельевых – и вдруг жалкий болезненный выродок? Прохор злился. Не будь так очевидно, что Раиса ему верна, он обвинил бы ее в том, что ребенок не от него.

Юра рос, но из болезней не выбрался. Он пропускал детские праздники, на утренниках ему никогда не давали большие роли, потому что учителя знали: Юрка под новый год наверняка свалится с очередным гриппом. Так и случалось.

Сам Прохор никогда не болел ничем серьезнее простуды. Он презирал хилых и чахлых. То, что хилый и чахлый родился в его собственной семье, оскорбляло Прохора. Унижало его достоинство.

Юрка со своими соплями, головными болями, температурами и воспалениями был постоянным отцовским позором.

Пожалеть мальчика Прохору и в голову не приходило. Для жалости есть мать. А парень должен расти мужиком, а не сопливой тряпкой!

Старший Савельев уважал физическую силу. Обливался холодной водой, нырял в прорубь, отжимался и подтягивался на турнике пятьдесят раз, несмотря на крупное свое телосложение. Мечтал, чтобы сын был похож на него.

Юра рос серьезным, сосредоточенным, много читал (что еще делать, когда валяешься в постели с температурой) и отказывался понимать, зачем нужно терпеть ледяную воду и холодный ветер. С отцом его родила одна черта – упрямство. Прохор тщетно пытался заставить сына делать хотя бы утреннюю зарядку. Юрка, только выбравшийся из простуд, желал лишь одного: чтобы его не трогали. Он знал, что промежуток между болезнями будет недолгим, и отказывался тратить ресурсы своего тела на то, что не приносит ни малейшего удовольствия.

– Ты будешь здоровым! – гремел Прохор. – Это закалка, кретин!

– Польза от закаливания не подтверждена, – сдержанно сообщал пятнадцатилетний Юра. – Возможно, мы имеем дело с одним из самых глобальных самообманов за всю историю медицины.

Очередной чувствительный удар он нанес Прохору, когда внезапно для отца и матери поступил на геологический.

Старший Савельев распланировал, как будет проходить дальнейшая жизнь его сына. Сначала – экономический факультет. Потом его связи позволят пристроить Юрия на теплое место в тульской администрации. Карьерный рост сыну обеспечен. Последует перевод в Москву, а там лишь нужно будет прибиться к стоящему человечку, и тот потащит за собой Юрия, как паровоз.

– Я хочу быть ученым, – сказал Юра.

Прохор его чуть не проклял. Какой из тебя ученый, придурок? А главное – зачем?

– А дальше, – сказал Бабкин, – начинается самое интересное. Еще во время учебы Юрий женился. У них родился сын, Алексей. Нужны были деньги, и Савельев стал искать, где можно заработать. Дальний родственник жены втянул его в дело, которое обещало принести золотые горы. Геологическая разведка, ни больше ни меньше. Но к тому моменту, когда наивный Юра Савельев влез в этот бизнес, этот кусок был поделен. Отдавать свою долю никто не хотел. Юрий тем временем раскручивался: открыл свою фирму, набрал людей. Его предупредили один раз, предупредили другой. Но это были лихие девяностые, и с непонятливыми бизнесменами никто не проводил долгих воспитательных бесед.

– Жестко наехали? – спросил Макар.

– Когда они возвращались с женой из театра, их встретили возле подъезда. Стреляли в обоих: женщину убили, Юрий выжил. Отлежавшись в больнице, приехал к Прохору и попытался оставить ему сына. Отец его выгнал. Ему не нужен был ребенок, а Юрию он сообщил, что тот сам во всем виноват: следовал бы его руководящим указаниям – все было бы в порядке. Расхлебывать последствия сыновней дурости он не желает.

– Интересно, как отнеслась ко всему происходящему Раиса, – задумчиво сказал Макар.

– Думаю, ее никто не спрашивал. После того как отец его выставил, Юрий пристроил мальчика к родителям жены. Отношения у них были натянутые, а после ее смерти они зятя и вовсе видеть не могли. Но Алексея взяли. Воспитывался он у них пару лет. И вот тут у меня пробел…

– В смысле?

– В биографии Юрия. Мне не удалось восстановить, чем он занимался эти два года. Но внутренний стержень у мужика оказался крепким. Те люди, которые стояли за несостоявшимся заказным убийством, по истечении этих двух лет просто исчезли. Кто погиб в разборках, кого посадили. Я не верю, что стоял за этим младший Савельев – в конце концов, он тогда был просто юнцом, который полез, не разобравшись, на чужую территорию. Но каким-то образом он в этом поучаствовал. И в итоге все-таки получил свою делянку. Мне говорили, что деньги его в те времена не интересовали. Якобы он все делал в память о жене.

– Романтично. Но сомнительно.

– Вот и я так думаю. В настоящее время у Савельева с компаньоном собственное нефтяное месторождение. Он ведь начинал как раз с того, что искал нефть в Иркутской области.

– То есть Юрий у нас состоятельный человек?

– Более чем, – кивнул Бабкин. – Я тебе принес документы по его фирме, глянь. – Он передал Макару папку.

– Файлом не мог сбросить? – проворчал Илюшин.

– Уже сбросил. Это просто распечатка. Мне так удобнее.

Макар быстро пролистал отчет.

– Ну, теперь мы достоверно знаем, что в двухтысячном году он поехал к отцу не за деньгами. И вряд ли, учитывая предысторию, он хотел, чтобы его сын понравился Прохору. Любопытно…

– Вот и мне стало любопытно, – сказал Бабкин, забирая папку. – С Савельевым я встретиться не рискнул, хотя можно было бы спросить у него прямо.

– Не факт, что он вообще стал бы с тобой разговаривать. Но учитывая вот это, – Илюшин помахал папкой, – можно утверждать почти наверняка, что Изольду ограбил не Юрий.

– Бизнесмен, забирающийся в дом старухи, чтобы украсть у нее фамильные украшения…

– Не так фантастично, как тебе кажется, но для этого характер должен быть другой. Азартный, бешеный. А младший Савельев – кузнец.

– Кто?

– Кузнец. Бьет себе методично по раскаленной железяке, пока из нее что-нибудь не выкуется. Пунктуальный, методичный. Зануда. Мне такой типаж хорошо знаком. Когда у него нет денег, превращается в ноющего меланхолика.

– А когда есть?

– Просто в меланхолика, без нытья. Ладно, с Савельевым разобрались. Теперь рассказывай, что у нас с Людмилой.

Бабкин достал из сумки спортивную толстовку с капюшоном и утеплился. После часа, проведенного в этом доме, ему стала понятна внезапная тяга Макара к свитерам.

– У Прохора, как ты знаешь, была сестра Настасья – по воспоминаниям близких, очень похожая на него и внешне, и характером. Она рано умерла, остались две девочки от разных мужей: Татьяна и Людмила. Отцы ими никогда не занимались, девчонки росли как трава. Выросли совершенно непохожими друг на друга.