Маргарет Марон - Дочь бутлегера

Он снова откинулся назад, щелкая шариковой ручкой.

— Кроме того, этот самый друг помогал Дену разгружать пикап, — продолжала я, — и он категорически утверждает, что в нем не было ружья. — Прежде чем Дуайт смог сделать очевидное возражение, я его опередила: — Да, да, знаю. Ден мог спрятать ружье по дороге между театром и Роли.

Дуайт радостно улыбнулся.

— Вот теперь ты начинаешь говорить разумные вещи. Правда, тут есть один недостаток: никто не видел в «Гончарном круге» ружье. Только винтовку. — Он убрал ногу со стола, и стул с грохотом опустился на пол. — Наверное, сначала я выслушаю его показания, а там видно будет. Ты будешь присутствовать и давать ему советы?

— Если не удастся вытащить сюда Амброза.

— Разумно ли это?

— Кто-то же должен защищать Дена.

— Да, но это обязательно должна быть ты?

— Возможно, и нет, — вздохнула я. — Это все?

— Наверное. По крайней мере, на данный момент.

Я уже собралась уходить, но кое-что вспомнила и захлопнула дверь, не успев ее открыть.

— В чем дело?

Дуайт здорово выше меня, поэтому мне пришлось протянуть руки и пригнуть его к себе. У нас получилось не искусственное дыхание изо рта в рот, но все же чертовски хороший поцелуй.

— Эй, обожди! — учащенно дыша, сказал Дуайт, отступая назад.

Рассмеявшись, я захлопала ресницами. Он снова стал просто Дуайтом.

— Ладно, ты хотел узнать, не так ли?

Дуайт все еще не мог прийти в себя.

— Да, — признался он. — Наверное, хотел.

— Что-нибудь еще?

— Не-ет, — ухмыльнулся он. — Кажется, это как раз то, что нужно.

Воспользовавшись телефоном в театре, я в последний раз попыталась пригласить Амброза Дотриджа занять мое место на допросах, но даже после моих заверений в том, что Дуайт, скорее всего, не будет задерживать Дена, адвокат остался непреклонен.

— Я не представляю интересы мистера Макклоя и никогда их не представлял, — заявил он. — Да, я составил его завещание, но сделал это как одолжение Майклу Викери. Я не считаю мистера Макклоя своим клиентом.

Седой велеречивый Амброз Дотридж внешне производит впечатление архивариуса, заведующего редкими книгами в библиотеке какого-нибудь провинциального университета. В отличие от многих представителей нашей профессии, в душе надрывных актеров, Амброз по возможности избегает появлений в суде, предпочитая гражданские дела уголовным. Он никогда не берется защищать человека, обвиняемого в более серьезном проступке, чем мелкое хулиганство, хотя убеждать присяжных он умеет неплохо.

— Надеюсь, вы не поймете меня превратно, Дебора, — продолжал Амброз, ошибочно истолковав мое молчание. — Не подумайте, у меня нет никаких предубеждений против гомосексуалистов. С Майклом у нас всегда были великолепные отношения.

— Потому что он не выставлял свои предпочтения напоказ, а Ден ведет себя более откровенно? — язвительно спросила я.

— Потому что он был джентльменом, — последовал вкрадчивый ответ. — А теперь, я очень ценю ваше любезное участие в деле и вашу обеспокоенность. Позвольте официально заверить вас, что в моих предыдущих контактах с мистером Макклоем не было ничего такого, что помешало бы вам представлять его интересы, если вы с ним так решите.

Ну что я могла сказать кроме: «Благодарю вас, Амброз»?

Направляясь к Дену с известием, что буду представлять его интересы, если он того пожелает, я поймала себя на том, что в телефонном разговоре прозвучало кое-что еще. Амброз неизменно ведет себя истинным джентльменом, даже когда ставит под сомнение показания свидетеля, однако сейчас его голос был наполнен прямо-таки умиротворенностью. Определенно, он всеми силами старался не нажить в моем лице врага.

Неплохо!

Первый признак того, что мне, возможно, пока что рано поздравлять Лютера Паркера с победой.

Допрос прошел быстро и гладко.

Дуайт поставил на стол магнитофон, Ден отвечал на вопросы спокойно, без новых срывов, и мне пришлось вмешаться лишь два-три раза, чтобы попросить перефразировать вопросы.

Когда Дуайт стал спрашивать о событиях вечера пятницы, Ден сказал:

— Вы должны понять мое положение, хорошо? Каждый раз, когда при Майкле упоминали эту Уайтхед, он ломался. И вот я подумал, что если Дебора и Гейл Уайтхед будут ворошить прошлое, у Майкла снова начнутся кошмары, правильно? Поэтому я решил, что лучший способ остановить Дебору — занять ее мысли другими проблемами. Если ей придется суетиться, спасая свою избирательную кампанию, у нее не останется времени на то, чтобы донимать Майкла, так? И я не придумал ничего лучше, как состряпать эти листовки.

Почесав свою тощую шею, он посмотрел на меня и глуповато улыбнулся.

— Если бы я не уехал от Майкла, я бы слепил еще одно письмо от Джесса Хелмса. А в пятницу я очень на него разозлился и решил, что кошмары будут ему поделом. Но сейчас я приношу извинения за все те неприятности, которые на тебя навлек. Здесь самое хорошее место для того, чтобы сделать признание. Готов надеть рубище и посыпать голову пеплом. В качестве компенсации дарю тебе кувшин — прообраз новой серии, которую мы так и не выпустим. Сам я уезжаю из этих мест. Возможно, какое-то время поживу в Нью-Йорке.

Остальное я уже слышала: то, как Ден приехал к театру около десяти часов, как обнаружил убитого Майкла, как запаниковал и бежал. Ничего нового он не добавил.

Когда Ден закончил, Дуайт выключил магнитофон и окинул его долгим взглядом. Казалось, здоровенный бурый сенбернар смотрит на беспокойного карликового пуделя. К счастью для Дена, Дуайт относился к гомосексуализму достаточно спокойно.

— Ладно, — наконец промолвил он, — пока что я не буду заключать вас под стражу, но вы не имеете права покидать наш округ, не поставив в известность канцелярию шерифа. Я попрошу расшифровать запись допроса, а вы как-нибудь заглянете к нам и распишитесь — скажем, завтра после обеда?

Я начала было молча качать головой, но прежде чем смогла объяснить, почему, послышался автомобильный гудок. Помощник шерифа Джемисон, в течение всего допроса не проронивший не звука, вышел, чтобы узнать, в чем дело, и через несколько минут вернулся с человеком, которого я меньше всего на свете ожидала увидеть здесь и сейчас. Дуайт быстро встал, и несмотря на постоянные шутки Дена по поводу южной вежливости, он тоже поднялся на ноги, когда Джек Джемисон провел в комнату Фейт, сестру Майкла Викери, перебравшуюся в Голливуд.

Средняя из троих детей Викери, она тоже унаследовала фамильную приятную внешность. Подобно матери, Фейт держала плечи гордо расправленными, а ее голос, когда она заговорила после того, как нас представили, прозвучал спокойно и холодно:

— Я приехала сюда по поручению моей матери. Мистер Дотридж сказал, что вы здесь, майор Брайант. Мистер Макклой арестован?