Татьяна Устинова - Мой личный враг

И все же что-то держало ее на поверхности, не давая с головой ухнуть в отвратительную зловонную жижу воспоминаний и разодранных в клочки иллюзий. Это "что-то" осторожно прокрадывалось из фальшиво-смиренных глубин подсознания, когда Александра, наглотавшись снотворного, заставляла себя спать. Оно растекалось ледяной лужей в мозгу, заставляя ее трястись в настоящем ознобе, оно требовало - борись, не сдавайся, докажи всем, что ты лучше, умнее, сильнее, чем о тебе думают. Думают все, даже самые близкие, те, кто действительно тебя любят. Пусть они узнают, какая ты на самом деле.

Придумай себе новую жизнь и сделай ее такой, как тебе хочется, и тогда посмотрим... Тогда мы еще посмотрим, так ли ты ничтожна и слаба, как всем кажется...

Она засыпала только под утро, но просыпалась, как от толчка, всегда ровно в семь, чтобы броситься на кухню готовить Андрею завтрак. Он очень рано уезжал и много работал, ее бывший муж...

Ночные видения, в которых она неизменно была победительницей, днем рассеивались, но из них вызревало цепкое, до горлового спазма, желание сделать что-то такое - необыкновенное, удивительное, невозможное, - чтобы все поняли наконец, какая она, Александра Потапова!

Филипп Бовэ держал около уха нагретую телефонную трубку и злился. Он начал злиться с самого утра, когда принял решение позвонить, и теперь уже злился как-то по инерции, понимая, что дозваниваться все равно нужно.

Он набрал один номер, где никто не ответил, потом другой, затем, сверяясь по записной книжке, третий. В этом, третьем, месте трубку взяли сразу, но переадресовали Филиппа на четвертый номер, который он торопливо набрал,. опасаясь, что не выдержит и швырнет легкую пижонскую трубку в стену.

- Это я, - сказал он, услышав ангельской чистоты голос. - Я в Москве, так что особенно не возбуждайся.

Обладательница ангельского голосочка засмеялась переливчатым бриллиантовым смехом, в котором сочетались умеренная радость от его звонка, нежный упрек, намек на чувственность, легкий вызов и еще три десятка разных оттенков, Которые Филипп давно научился различать, - как будто выучил специальную азбуку для привилегированных. Сегодня ему очень не хотелось пускать эту азбуку в ход.

Переждав нежный смех, он спросил почти сердито:

- Как дела?

- Почему такой странный голос? - пропел ангел на том конце телефонного провода. Или провода уже давно отменили? И, вообще говоря, ангелы не поют, а трубят...

Внезапно развеселившись, Филипп ответил, что с голосом у него все в порядке, просто проблемы со связью.

"Да еще какие, - подумал он стремительно, - да еще какие проблемы со связью..."

- Зачем ты звони-ишь? - растягивая гласные, спросил ангел. Соскучился?

- Нет, - сказал Филипп честно. - Очень много работы и очень много проблем. По правде говоря, мне некогда скучать...

Ангел обиделся. Это тоже входило в азбуку для привилегированных, поэтому Филипп понял сразу.

- Ну-ну, - сказал он неопределенно. - Не стоит сердиться, дорогая, это тебе не идет.

Иногда он ненавидел штампы, которыми разговаривал и с этим ангелом, и со всеми другими, ему подобными. Иногда, как сейчас, он радовался, что они существуют. Этот специальный язык изобрели для того, чтобы можно было говорить сколько угодно и не быть пойманным за язык, а в итоге ничего не сказать.

По-русски так разговаривать было невозможно.

- Я не сержусь, - поколебавшись, пропел - или все-таки протрубил? ангел. - Я просто очень, о-очень по тебе соскучилась. А ты все пропада-аешь в своей гадкой Москве с белыми медведями.

- Белые медведи на Северном полюсе, - сказал Филипп, - а на Южном пингвины.

- Что? - опешил ангел, неожиданно съехав со своего ангельского тона. Филипп, я не понимаю, как-то плохо слышно...

- Я женюсь, - сказал Филипп, решив разом покончить с жизнью - зачем длить мучения? - Я женюсь, здесь, в Москве. Ничего страшного, это всего лишь на год, потом мы разведемся, здесь же, в Москве. Этого требуют дела - и только. Я просто ставлю тебя в известность. Покуда я буду женат, встречаться мы не будем.

- Филипп, ты заболел? - спросил ангел нормальным человеческим голосом, забыв добавить в него серебристость колокольчика и свежесть Утреннего средиземноморского бриза. - У тебя температура? Или тебя похитила эта... как там ее... ах, нет, я забыла... Да! Русская мафия?

- Мафия? - переспросил Филипп. - Впервые в жизни слышу это слово..Где ты его взяла?

- Но как же, - растерянно забормотал ангел, - это теперь все знают. Все знают, что она в Москве всех похищает и творит всякие беззакония...

- Кто? - спросил Филипп.

- Мафия, - совсем убитым голосом сказал ангел. - Русская мафия.

- А-а... - протянул Филипп и замолчал, зная не только из литературы, но и по собственному жизненному опыту, что, взявши паузу, нужно держать ее до последнего, не сдаваясь.

Конечно, ангел паузы не выдержал, и Филипп понял, что первый раунд - за ним.

- Филипп, может, ты все-таки объяснишь, что происходит? - холодно спросил ангел. - Или я не имею совсем никаких прав?

- Ты имеешь все права, - заверил Филипп, - и можешь спрашивать о чем угодно, только я пока отвечать не буду. Я имею на это право, как ты считаешь?

- Филипп, ты невыносим! - со слезами в голосе выкрикнул ангел. В эту минуту Филипп себя ненавидел. - Ты свихнулся там, в своей Москве! Господи, как я ненавижу этот твой тон, если бы ты только знал... Зачем ты мне звонишь? Чтобы сказать, что ты меня бросаешь? Ну так придумай что-нибудь более оригинальное, чем какую-то идиотскую женитьбу! Тебе тридцать восемь, а ведешь ты себя, как... как...

- Как мальчишка? - подсказал Филипп гнусным голосом. - Как свинья? Как осел?

От злости ангел моментально овладел собой, чего Филипп и добивался, затевая все представление.

- 0'кей, - сказал ангел, и в голосе его, даже не зная азбуки для привилегированных, можно было расслышать ярость. - Я больше не скажу тебе ни одного слова. Считай, что мы никогда не встречались. Но если однажды после чашки кофе ты начнешь блевать и корчиться в предсмертных муках - вспомни меня. Я не из тех, кого можно запросто бросить.

- Я и не знал, что тебе не дает покоя слава Марии Медичи, - заметил Филипп. - Но обещаю: умирая, буду думать исключительно о тебе. - Ничтожество, дрянь, сволочь, - отчетливо выговорил ангел и положил трубку.

Слава Пресвятой Деве, представление закончилось.

Филипп брезгливо швырнул трубку в угол дивана и некоторое время сидел, унимая раздражение и что-то похожее на отвращение к самому себе, - непонятный коктейль чувств, которому он не находил названия.

Да, конечно, он сделал все правильно, и очень хорошо, что ему даже не пришлось искать предлог для расставания. Он, можно сказать, yпал ему прямо в руки - его дала ему сумасшедшая девица, которая через два дня должна стать его женой.