Айра Уолферт - Банда Тэккера

Компании действовали хитро, и на первый взгляд порядки эти не казались такими невыгодными для Тэккера. Но уже спустя несколько недель после заключения сделки Тэккер понял, куда это его заведет. Всем распоряжались крупные компании. Каких бы прибылей он ни добился, все достанется им.

- Форменный пирог с начинкой, - сказал он Уилоку, - и начинка - это я.

- Мы имели бы больше шансов на успех, если бы вступили в борьбу с чистыми руками, вместо того чтобы прибегать к чистым рукам на стороне, заметил Уилок. - Мы бы затаскали их по судам. Я с самого начала говорил вам, что в агентство надо посадить специалистов по автомобильному делу.

Тэккер сам не раз об этом думал. Он всегда мечтал иметь большое легальное дело, не без жульничества, конечно, но жульничества дозволенного. Одно время ему казалось, что его таксомоторы - это как раз такое дело. Но в критическую минуту собственные подручные связали Тэккера по рукам и по ногам. Люди эти не были настоящими дельцами. Они не знали, как с выгодой производить товары, как с выгодой торговать, им не сошли бы с рук те махинации, без которых нельзя создать ни одно крупное дело. Им бы этого не разрешили. Кроме того, они не могли прикрываться законом, как им прикрываются настоящие дельцы. Но откуда было такому человеку, как Тэккер, взять других людей?

- Дело не в моих людях, а во мне, - сказал Тэккер Уилоку.

- Будь вы одни, не к чему было бы придраться.

- Вы рассуждаете неверно, - возразил Тэккер. - Я слишком недавно ворочаю делами. А чтобы проделывать такие штуки, как эти ловкачи из автомобильных компаний проделали с нами, нужно, чтобы прошло много времени, с тех пор как ты стал тузом. Если прошло много времени, тогда уже никто не спрашивает, с чего ты начал и на что пускался, чтобы стать тузом. Вот моя философия.

- Философия чисто американская, - заметил Уилок. - В этом - вся философия англосаксонских лавочников.

- Тогда уже никто не станет спрашивать, что ты делал когда-то, повторил Тэккер. - Разве только те, кого ты убрал с дороги, а если ты убрал их с дороги окончательно, то они стали голытьбой и в счет не идут.

Уилок подумал о родном городе и опустошенных лесах вокруг. Если смотреть с холма вниз, то видно, как ряды пней простираются до самого горизонта, точно могильные камни, а окружающая их молодая поросль придает всей местности сходство с заброшенным кладбищем. Крупные лесопромышленники приезжали и уезжали, и единственное место, где они, по-видимому, обосновывались прочно, была светская хроника или американский справочник "Все про всех". Их любили, ими восхищались, им завидовали все, кроме тех, кого они бросали на произвол судьбы в умерщвленных городах. Эти люди их ненавидели, но что значила ненависть таких людей? Это же была голытьба. И они были одиночками. Бизнес изломал их и разъединил. Они не объединялись, чтобы бороться с бизнесом. Они отдавались чувству одиночества и только боролись друг с другом.

Уилок очнулся от задумчивости.

- Буду с вами откровенен, хотя, может быть, вам это и не придется по вкусу, - обратился он к Тэккеру. - Вы ничего не добьетесь, пока не будете иметь положения в обществе.

Тэккер покраснел.

- Вы только что сами сказали, что в этом отношении ко мне лично не придерешься, - пробовал возразить он. - Я смотрю так: если человек имеет монополию где-нибудь на задворках, то каждый норовит очернить его. Одним словом, с ним никто не считается. И обо мне слухи ходят только потому, что со мной никто не считается.

- Как раз об этом-то я и говорю, - ответил Уилок. - С точки зрения всякой вши, с вшивым маленьким дельцем и несколькими вшивыми долларами в банке, монополия есть гангстеризм, и если вы хотите вполне безнаказанно, у всех на виду и совершенно открыто быть гангстером, вам надо иметь положение в обществе. Надо быть и настоящим тузом и иметь положение в обществе.

- Для человека с образованием вы не очень-то разборчивы в выражениях, неуверенно произнес Тэккер. До сих пор еще никто не осмеливался назвать его в лицо гангстером. Он отвернулся. - Мне все равно начинать уже поздно, - тихо проговорил он.

- Вовсе нет, - возразил Уилок. - Вам нужно быть тузом и иметь положение в обществе, только и всего. Вы должны быть таким крупным тузом, чтобы пустить по миру ваших врагов, тогда сбросят со счетов их самих и все то, что они станут про вас сплетничать. И вы должны занимать такое положение, чтобы даже сплетни тех, кого вы не пустите по миру, тоже не шли бы в счет.

Генри боялся одного: как бы ему не оказаться за бортом, когда таксомоторное дело засохнет. Чтобы предотвратить эту опасность, он придумал весьма сложный план, который позволил бы Тэккеру развязаться со своей организацией. Только бы ему удалось уговорить Тэккера пойти на такую сложную и длительную процедуру, а сам он во всяком случае на этом не прогадает. Если дело не выгорит, он будет уже к тому времени юрисконсультом всего концерна. А если выгорит, он на Тэккере сделает карьеру.

Тэккер никак не мог решиться на план Уилока, но за него решили дети. Сыну Тэккера, Джону, было тогда десять лет, Дороти - четырнадцать. Как-то в воскресенье, когда Тэккер подсчитывал расходы по хозяйству и был особенно в духе, потому что они оказались ниже обычного, он сказал сыну:

- Выбирай любое дело. Можешь стать врачом, адвокатом, инженером, архитектором или дантистом; судя по моим зубам, дантист нам в семье очень пригодился бы. Во всяком случае, тебе пора подумать о том, кем ты станешь и в какой колледж поступишь. Страховку на твое ученье я уже почти выплатил.

Дороти обвила руками шею отца:

- А я буду твоим компаньоном.

- И я, - сказал Джон.

- Чтобы стать моими компаньонами, нужно иметь деньги, - сказал Тэккер.

- Я сначала буду работать в конторе, - возразила Дороти. - Многие девушки работают в отцовских конторах.

- Никогда этого не будет, - сказал Тэккер. - Выкинь это из головы.

- А я хочу! - Она топнула ножкой и решительно тряхнула кудрями. Дороти была очень хорошенькая. Отец с улыбкой посмотрел на нее.

- Так тебе хочется работать о твоим стариком? По-твоему, не так уж он плох?

- По-моему, он гадкий, - надулась она.

Тэккер рассмеялся.

- Совсем как мама, - сказал он, глядя на ее пухлые, надутые губы.

- Ну что ж, мама говорит, что ты гадкий.

- Ты только будь такая славная, как мама, тогда тебе не придется торчать в грязной конторе.

- А я хочу! И буду! Вот скажу маме, чтобы она велела тебе взять меня в контору.

- Ну, нет уж! Будешь там все время около меня вертеться и работать не дашь. Я только и буду делать, что тебя, вот так вот, щипать, - и, нагнувшись к ней, он ущипнул ее, а она взвизгнула, сердито хлопнула его по руке и отскочила в сторону.

- Не смей этого делать! - крикнула она. - Я ужа не маленькая!