Марина Серова - Гормон счастья

— Ну вот тут… Вот тут я шел, а потом встретил его, а он дал мне этот пистолет, мать его, и сказал… Или нет, ничего не говорил…

— Кто — он? — перебил его следователь.

— Ну я ведь говорил уже… Где ты был, когда я рассказывал?

— На экспертизе, — ничуть не смутился развязным тоном Игоря тот. — Где ваши пальчики со ствола снимали, Игорь Дмитриевич.

— Я же сказал, что был тут один кореш… Где-то я его раньше видел, только не помню, где. Ну вот. Мы же бухали на моей даче, так он туда пришел и сказал… м-м-м…

По мучительно напрягшемуся лицу Игоря я увидела, что он не знает, что сказать. То ли врал, и причем очень неискусно и неуклюже, то ли пытался выудить из своего оплетенного похмельным синдромом нездорового мозга воспоминание того, что было или он сам считал правдой.

Я протолкалась к подозреваемому и произнесла:

— Добрый вечер, Игорь Дмитриевич. Вы меня узнаете?

Игорь поднял на меня мутные глаза и проворчал:

— А, ты? Папаша прислал, что ли?

— Да, он.

— Лучше бы он пару адвокатов прислал, а то меня тут раскатывают, как тесто… И во-о-о-н этого козла из прокуратуры уволил бы! — вдруг дурным голосом заорал он и ткнул пальцем едва ли не в лицо следователю, который только что заявил, что был на экспертизе.

Сын губернатора, как всегда, блистал великосветскими манерами.

— Думаю, что вам не стоит так кричать, — проговорила я. — Кричать будете, когда вас оправдают. А сейчас, если тыкать пальцем в следователя, закатают на пожизняк, и будете там кукарекать! — грубовато прибавила я, потому что уж совсем по-хамски вел себя «цесаревич».

Игорь Дмитриевич мгновенно остыл и посмотрел на меня с вяло зашевелившимся интересом. Этот интерес промелькнул в его мутных глазах, но тут же испарился, как капли воды, попавшие на раскаленный металлический лист. Он широко расставил ноги и развел в разные стороны руки, как будто боялся потерять равновесие и упасть, а потом проговорил сквозь зубы:

— Ладно уж… язви, мымра. Все вы тут… такие. Рады стараться. Вот что, Юлия Сергеевна, — скорчив официальное лицо, обратился он ко мне, никто ему не мешал и не прекословил, — это самое… кого папаша мне в адвокаты отрядить собирается? А то мне, по идее, со следаками через адвоката разговаривать надо.

Как видно, Игорь Дмитриевич обладал чувством юмора, хоть и несколько специфическим. Но и ситуация, в которую он угодил, была, мягко говоря, специфической.

— Каких адвокатов? А, ну да. Астапова и Ставровского, по-моему, — ответила я.

Игорь сморщился так, словно раскусил обитающего в малине зловонного зеленого клопа:

— Ставровского? Этого жида? Да он же в субботу и работать не будет!

— Сегодня воскресенье, — заметил следователь.

Я повернулась к последнему и негромко сказала:

— Мне нужна короткая беседа с Игорем с глазу на глаз. Конечно, если это невозможно, вы можете настоять на своем или на чьем-либо ином присутствии, но мне кажется, что, требуя остаться с ним тет-а-тет, я не нарушаю никаких правовых и процессуальных норм. По крайней мере, в нашей замечательной губернии, — добавила я, не в силах отказаться от легкого сарказма.

Следователь кивнул.

— А что лично вы думаете по этому поводу?

— Я? — Он передернул плечами. — А что тут думать? Редко можно найти более очевидное преступление. Если бы обвиняемый не был сыном губернатора, уже можно было бы поставить на нем крест. А так — вон вас сколько понаехало, защитничков…

Я вспомнила слова губернатора о том, что мне следует принять невиновность его сына как аксиому. Ну что ж, можно попробовать. А если аксиома окажется фальшивой, я это сначала почувствую, а потом и «дойду» логически.

— Очевидное преступление? — негромко произнесла я, оглядываясь на Игоря, который, завидев наподалеку журналистов, причем, кажется, не только из области, но и из центральных СМИ, заорал: «Уберите журналюг! Опять понапишут, что и Иисуса я распял, находясь в запое!» М-м… а вам не кажется, что оно слишком уж очевидно? Вы были в морге?

— Был.

— И что можете сказать? Нет, вы не смотрите в сторону, прошу вас. Я представитель губернатора и действую от его имени. Думаете, мне самой приятно говорить об этом?

Он кашлянул и ответил:

— Понятно, что неприятно. А что в морге? Видел я трупы. Афонина, охранника, так отделали, что лица не видно. Глаз выколот, нижняя челюсть в крошку разбита. Она вообще была отверткой пришпилена к небу. Но, что характерно, на отвертке нет отпечатков. То есть вообще-то отпечатки есть, но они принадлежат самому охраннику. Хотя понятно, что отвертку себе в подбородок вовсе не он сам втыкал. М-да… Второй охранник застрелен очередью в упор. Из того самого пистолета-автомата, что нашли у этого… — следователь скривился, — у обвиняемого.

— А Войнаровский?

— Чем убили Войнаровского, пока непонятно. Рана в шее кошмарная, он, верно, в доли секунды умер, без боли, сразу. Врачи говорят, что в ране обнаружены следы морской соли. Совершенно непонятно, откуда. Вода в джакузи была пресной. И непонятно, кому понадобилось промывать рану соленой морской водой.

— Соленой морской водой? — переспросила я. — Это интересно. А почему вы думаете, что рану промывали? Скорее всего, эту рану и нанесли соленой морской водой. Не в жидком, конечно, виде, — добавила я, увидев недоуменный взгляд следователя, — а сосулькой. Сосульку, полученную из морской воды, нельзя обнаружить никаким хитрым прибором. Ее спокойно можно было пронести мимо охраны, а потом воспользоваться ею, как ножом.

— В самом деле, — проговорил следователь задумчиво, — в самом деле… Но в таком случае сосульку нужно было подготовить заранее — заморозить в холодильнике особым способом. И потом быстренько донести до места назначения. Значит, необходимо было находиться неподалеку от дачи Войнаровского. Как вот он, например…

— Ну, я сомневаюсь, чтобы Игорь Дмитриевич воспользовался столь мудреным способом, — сказала я и оглянулась туда, где находился обвиняемый, продолжавший заочно препираться с журналистской братией и уже перешедший к угрозам. — Конечно, он служил в спецназе и многое усвоил, но не до такой же степени. Ведь в припадке гнева он себя совершенно не контролирует. А для изготовления ледяного ножа нужен ледяной же рассудок. Так что это соображение, на мой взгляд, свидетельствует, наоборот, в пользу Игоря. Но я говорю предварительно, навскидку. Во всем будут разбираться адвокаты. Меня же интересует другое, совсем другое.

— Что именно?

— Ну, для начала хотя бы дом Войнаровского. Там, я думаю, мне было бы удобнее всего и переговорить с Игорем Дмитриевичем. Вы не возражаете?

— Да нет, пожалуйста.

— И что порекомендовал вытянуть из меня папаша? Какое признание?