Марина Серова - Под горячую руку

— Спасибо.

Я, демонстрируя интерес, заглянула вовнутрь и шагнула к коридору.

— Подождите, — подал он наконец голос. — С кем вы только что разговаривали там, внизу?

— С приятелем, — пожала я плечами и возмутилась: — А какое вам, собственно, дело?

— Ваш приятель случайно не самарский?

— Он тарасовский. А что?

— А к стрелковому спорту ваш приятель отношения не имеет? — В его голосе зазвучал сарказм, почти издевка. — Вот вы, например, бывший снайпер. А он?

Сашка поднял руки на уровень груди и взвесил в них воображаемое оружие.

— Что за допрос? — возмутилась я. — Почему вы меня спрашиваете?

— Тихо, тихо! — В успокаивающем жесте он обратил ко мне раскрытые ладони, нехорошо усмехнулся и запрыгал со ступеньки на ступеньку вниз. Поднял на ходу лицо и, все так же усмехаясь, ответил: — Интересно мне, вот и спрашивал. Понятно?

— Дурак! — проворчала я в надежде, что он расслышит.

Извинившись и попросив еще несколько минут у матушки Славы Рыбакова, маявшейся в ожидании у окна в конце коридора, я вошла в кабинет, скинула куртку и положила на стол два одинаковых конверта. В одном из них — билет в ресторан, в другом должны быть деньги. Забыла я о них. Опустилась в кресло, закрыла ладонями глаза и затаила дыхание — подарила себе мгновение тишины и неподвижности.

Дураком назвала я серовского опричника. Но дураком он, правая-то рука хозяина, быть не может в принципе. Поэтому его несдержанность — не пустая ли рисовка? Не сам ли Николай Михайлович через него только что, почти в открытую, объявил о своих подозрениях в отношении меня? Зачем? Напугать хочет? Рассчитывает, что запаникую? И все это — перед рестораном. Что предложит мне Серов сегодняшним вечером? И что потребует? Оч-чень интересно!

Я загадала: если первым попадется в руки конверт с деньгами, все сложится наилучшим образом и Николай Михайлович будет в моих руках послушнее воспитанного ребенка.

В дверь заглянула матушка Рыбакова.

— Юлия Сергеевна!

— Да, заходите, пожалуйста. Извините меня за ваше ожидание.

Я с любезной улыбкой указала ей на стул рядом со столом. Она прошла и села, достала из сумки тонкую, прозрачную папку с документами, подала ее мне и заговорила, рассказывая, с какими трудностями ей пришлось столкнуться, чтобы узнать имя и фамилию подполковника — командира части, в которой служит ее Славик.

Я открыла конверт и неосторожно достала из него три стодолларовые купюры. У солдатской матушки пресекся от изумления голос.

Будто случайно вырвалось у Сурова разрешение воспользоваться спецсредствами. «Не перебарщивай!» — распорядился, но это — для порядка. Кто, кроме меня самой, определит, по какой мерке оценивать целесообразность, скажем, установки микрофона под ручку кейса Николая Михайловича? Или инфразвукового излучателя малой мощности в его кабинете?

Хорошая это вещь, излучатель. И редкая. Мне, к примеру, дело с ним иметь довелось только раз, еще в бытность мою в Калининграде. Приборчик тогда списали, но он действовал, и до сих пор в порядке, и хранится у меня за семью печатями. Размерами излучатель не более обыкновенной зажигалки и оформлен может быть по-разному.

Когда он работает, а работает он бесшумно, ухо не воспринимает звук такого диапазона, в радиусе шести метров с совершенно здоровыми людьми начинают твориться странные вещи. Первой накатывает вялость, пропадает желание двигаться. Затем рассеивается внимание, и для того, чтобы сосредоточиться, надо применить усилие. Вскоре отказывает ум — мысли начинают путаться, перескакивать с одного на другое, и заканчивается это безобразие непреодолимой сонливостью.

Подлый приборчик. Включается дистанционно, и своего питания ему хватает на многие часы непрерывной работы.

Есть у меня и психотропные препараты. Бывают моменты, и таковых сколько угодно, когда они незаменимы. Одна инъекция, и человек, кем и каким бы он ни был, ответит на любой вопрос с предельной правдивостью.

Есть у меня и «жучки» — передающие сигнал микрофончики, размером со спичечную головку, с цепкими, незаметными крючками возле короткой иглы. Достаточно легкого нажима, чтобы надежно прилепить «жучка» практически к любой одежде. Хорошо держится он и на деревянной поверхности. Мощность его невелика, но, расположившись за стеной, можно чистенько записать разговор на обыкновенный диктофон или прослушать его, закатив в ухо горошину приемника.

Извинившись перед плюшевой пантерой, моей любимицей, за беспокойство, я, освободив для себя место, переселила ее с дивана в кресло, уселась, скрестив ноги, и открыла крышку большого пластмассового кейса. Вот он, весь мой личный арсенал, собранный по крохам за время работы с Громом. Суров знает о его существовании. Не все из взятого в очередной раз и по тем или иным причинам неиспользованного я возвращала обратно. Мое доброе начальство смотрело на это сквозь пальцы, возможно, именно в предвидении такого случая, как сегодня. Именно сегодня ехать по адресу, полученному от Грома, уже не было времени.

Ограничилась я минимумом. Три микрофона-горошинки я прикрепила к манжете левого рукава блузки с внутренней его стороны. Здесь они и незаметны, и всегда под рукой. Уши украсила клипсами-приемниками. Поколебавшись, достала из футляра зажигалку и сунула ее в маленький карман юбки. Хорошо пришлось, впору. Модельер, конструируя кармашек, не предполагал, что получилось у него идеальное вместилище для миниатюрного электрошока.

Пользоваться зажигалкой мне уже приходилось. Зарядная емкость ее невелика, хватает всего лишь на два воздействия, но каких! Здорового мужика с ног валит.

Поразмышляв и вспомнив предостережения Сурова, я надела на безымянный палец аляповатое, но, к счастью, небольшое, не бросающееся в глаза кольцо с лиловым камнем. Он закреплялся в гнезде миниатюрными лепестками, один из которых имел незаметный заусенец. С кольцом следовало обращаться осторожно. Царапина от заусенца в течение пятнадцати минут более чем наполовину снижала двигательную активность противника любой комплекции.

Все, средств для самообороны достаточно. Обойдусь этими. Их хватит, чтобы не позволить какому-нибудь ретивому подвыпившему недоумку вроде Сашки испортить мой внешний вид. Особенно если начать обороняться еще до нападения.

Оказалось, что название ресторану дала река Медведица, текущая из Тарасовской области в придонские степи.

Пожилой швейцар в капитанской фуражке, сдвинутой набок, поинтересовался моим билетом и показал направление к гардеробу.

Вестибюль ресторана был бы просторным, если бы устроители не додумались поставить у стены настоящий рыбацкий челн. Гнилой и черный от времени и непогоды, не один год провалявшийся на берегу какого-нибудь затона, он лежал на боку на куче песка.