Марина Серова - Крайняя мера

Усов тяжело дышал. Его брови были нахмурены, и, казалось, он пытался что-то сообразить. Хочет придумать пристойное объяснение? Будет изворачиваться? Я бы на его месте не рискнула.

— Итак?

— Да, собственно, мне почти нечего вам сказать. Ко мне обратился мой старый кореш, Богдан Богомоленко, и попросил информацию об одном человеке, — с трудом проговорил Усов. — Это вы, как я понимаю.

Усов внимательно посмотрел на Митю. Покачав головой, он продолжал:

— Богомоленко — мой бывший подельник, если вам интересно. Мы в свое время мотали срок за ограбление сберкассы. Смешно сказать — взяли пятнадцать тысяч, но по тем временам это было кое-что. В общем, дальше наши дорожки разошлись. Я сейчас есть то, что я есть, — и Усов обвел рукой свой роскошный офис, — а Богдан, по-моему, завязал раз и навсегда и теперь заделался фермером в Волгске. Честно говоря, я даже не узнал его по телефону, пошутил, мол, богатым будешь. Богдан сказал, что и так на жизнь не жалуется, и попросил по старой дружбе подыскать ему человека, который справился бы с несложной работой.

— Занятно… А с какой именно работой? — удивленно подняла я брови.

— Я почем знаю? — развел руками Усов. — Сказал только, что позарез нужна информация об одном музыканте, сыне известного в городе предпринимателя. Фамилия — Корнелюк, если я не ошибаюсь?

— Совершенно верно, — ответила я за Митю. — И что дальше?

— Ну, тут как раз Жоржик приехал с заказа, и я спросил его, не хочет ли кто из его друзей подработать? Тот обещал подумать и вскоре сказал, что братец Крюкова сейчас не при деле и не прочь зашибить денежку. Поскольку большая денежка не предполагалась — я ведь просто оказывал Богдану услугу, — я встретился с Федей и, передав ему две с половиной тысчонки, дал телефон Богдана. Вот, собственно, и все. Если Богомоленко имел какой зуб на вашего клиента, то я тут ни при чем. Поезжайте к нему в Волгск и разбирайтесь, у него там надел по Морозовскому шоссе на четвертом километре, если вы на машине, то обернетесь за час с небольшим. А я к этой истории с покушениями не имею никакого касательства, у меня своих забот полон рот.

И Усов для наглядности указал на два трупа, валявшихся на ковре его кабинета.

По коридору уже топали люди из охраны Бориса Николаевича. Усов пошептался с ними и, отдав распоряжения, вышел нас проводить.

— Опять с милицией разбираться, — тяжело вздохнул он, пожимая мне руку на прощание. — Мне бы ваши заботы, ребята…

Мой «Фольксваген» на предельной скорости мчался по шоссе.

Мы уже давно миновали черту города и теперь неслись в северном направлении — к городу Волгску. Собственно, город мы проскочили минут за двадцать — райцентр был, можно сказать, миниатюрным, и шоссе пролегало по касательной к его окраине.

Вскоре появилась развилка, и я свернула на Морозовское шоссе, чуть сбавив скорость. Ага, вот и столбик с цифрой «четыре». Я поехала совсем тихо и остановилась возле километровой отметки.

Впереди виднелись хозяйственные постройки — крыша амбара и приземистое здание мастерской, возле которой тарахтел трактор.

— Кажется, нам сюда, — показала я Мите на фермерское хозяйство. — Ну что, насчет Богомоленко ты тоже ничего не можешь сказать? Держу пари, что эту фамилию в первый раз слышишь.

— На что спорим?

— На поцелуй.

— Ты угадала, — улыбнулся Митя и подставил мне губы.

Корнелюк снова налился энергией и, стоя возле бордюра, смотрел на хозяйство Богомоленко, словно завоеватель, который готовится к налету на чужие владения. Вид у него был на редкость грозный, и я просто не узнавала в этом человеке студента-скрипача.

— Среди твоих предков не было тевтонских рыцарей? — спросила я с улыбкой.

— Вроде нет, — пожал плечами Митя. — Хотя я мало знаю о родственниках со стороны мамы. Я ведь говорил тебе, что они расстались с отцом, когда мне было всего три года. Папа сказал, что мама просто сбежала… Идиотская судьба, правда? Обычно бывают матери-одиночки, а тут — отец-одиночка. Дикое словосочетание!

— Всяко бывает… Послушай, а ты ведь мне говорил, что отец никогда не рассказывал тебе о матери.

— Ну да, — кивнул Митя. — Я просто подслушал как-то раз разговор отца по телефону. Он был тогда выпивши и не заметил, что я спрятался за диваном. Отец очень скрытен и никогда не посвящал меня в свои дела. Я ничего не знал ни о его работе, ни о его коллегах; два эти мира — дом и работа — были разделены непробиваемой стеной. И вообще, отец не любил проявлять свои чувства, говорить о своих проблемах. Такой, знаешь, человек из железа.

Корнелюк медленно прохаживался по обочине, рассеянно пиная встречавшиеся на его пути камушки носком своего ботинка. Похоже, воспоминания о детстве что-то в нем разбередили, и ему нужно было выговориться, тем паче что рядом с ним был благодарный слушатель.

— Впрочем, когда отец уже плохо себя чувствовал, он очень беспокоился, — вдруг поднял голову Митя. — Говорил, что ему срочно нужно сделать одно дело и он боится, что болезнь этому помешает.

— Вот как? — оживилась я. — А что именно он имел в виду?

— Не знаю, — пожал плечами Митя. — Я так понял, что-то связанное с далеким прошлым. Кажется, он хотел уладить отношения с каким-то человеком. Я тогда, помнится, подумал, что отцу нужен постельный режим, а не какие-то дела… А через тридцать минут у него отнялась речь. А потом и конечности…

Корнелюк вздохнул и расправил плечи, как будто собирался взлететь. Потянувшись, он с грустью произнес, обращаясь ко мне:

— Так что теперь мы ничего от папы не узнаем. Придется разбираться самим. Ну что, поехали? Надеюсь, тут все обойдется без пальбы.

— Да уж хотелось бы, — хмыкнула я, усаживаясь за руль. — Можешь не пристегиваться…

Машина взревела и не без труда перевалила через насыпь. Мы теперь ехали по разбитой дороге, так что скорость пришлось снизить. Хорошо еще, что солнце продолжало торчать на небе и сушить землю; если бы хлынул дождь — ни за что бы мы тут не проехали.

Я подрулила к распахнутым дверям амбара — как раз на то место, где с обочины нам было заметно какое-то движение, — и заглушила мотор.

Опустив стекло, я крикнула:

— Есть кто живой?

Молчание, говорят, знак согласия. Но тем не менее никто не вышел из широко распахнутых дверей. Я пожала плечами и вылезла из машины. Митя вышел следом и в нерешительности остановился.

— Как-то здесь неуютно, — проговорил он, поднимая воротник пиджака.

Действительно, огромные безлюдные пространства, простиравшиеся вокруг, выглядели тревожно. Я почувствовала зуд под лопаткой — верный знак того, что впереди нас поджидает опасность, и, обреченно вздохнув, проверила, положила ли я в сумочку пистолет.