К. Тейлор - Сестры лжи

Ал осторожно выщупывает ему пульс; он никак не реагирует.

– Йоханн? – повторяю я. – Ты слышишь? Это Эмма и Ал. Открой глаза, Йоханн!

Ал качает головой и отпускает запястье.

– Да очнись ты, Йоханн! – пытаюсь я растормошить его, слегка хлопая по щекам; подушечки пальцев колет щетина. – Ну давай же!

– Эмма…

– Йоханн, очнись!

– Эмма, он мертв.

– Нет! – отталкиваю я ее прочь. – Нет, нет. Нельзя. Йоханн! Приходи в себя!

– Эмма, прекрати истерику! – Она зажимает мне рот ладонью и силком оттаскивает от распростертого тела. – И не ори! Народ кругом, нас до сих пор ищут. По-моему, я только что слышала голоса наверху. Отсюда надо валить.

Я мотаю головой.

– Что? – Она осторожно отлепляет ладонь от моего рта, сама переходя на шепот. – В чем дело?

– Его нельзя так оставлять. Он хотел вернуться на родину, в Швецию. Мы просто обязаны спустить его с горы.

– Не донесем. Он вон какой здоровый.

– Тогда давай спрячем в кустах, а сами пойдем за помощью.

Ал глядит на Йоханна, затем на заросли. Она до сих пор отдувается и каждые пять-десять секунд заходится кашлем.

– Ничего, ничего, – говорю я. – Ты давай-ка отдохни, я сама справлюсь.

– Нет. – Она встает и берется за руки Йоханна. – Раз надо, значит, надо.

Обливаясь по́том, кряхтя от натуги, мы тащим Йоханна в кустарник. Работать приходится рывками, преодолевая по несколько сантиметров за раз. Дернули, передохнули пару секунд, затем на счет «три» дернули снова. Он на спине, голова безжизненно свернута набок, окровавленное плечо загребает камушки и землю.

Очутившись наконец в зарослях, мы торопливо забрасываем тело ветками и листвой, в последнюю секунду успев плюхнуться на живот, когда совсем неподалеку раздается мужской голос:

– Они где-то здесь.

Я в ужасе таращусь на Ал.

– Бежим! – шепчу я, хватая ее за руку.

Она отрицательно мотает головой.

– Оставь меня.

– Нет.

– Эмма… – Она умолкает, чтобы, гримасничая от боли, набрать побольше воздуха. – Иди одна. За помощью. Я буду здесь… с Йоханном.

– Нельзя! Ты что… – Даже произнося эти слова, я понимаю, что ей, в общем-то, деваться некуда. Из-за Йоханна она лишилась последних сил. Вон, даже губы посинели, да и веки уже смыкаются.

– Обещай мне, – шепчет она, показывая в сторону обрыва. – Обещай, что никому не скажешь.

– Клянусь. – Я касаюсь ее руки. – А ты обещай, что не будешь отсюда высовываться, ладно? Никуда и ни за что, пока я за тобой не вернусь. А я обязательно вернусь, вот увидишь.

Небо разлиновано оранжевыми, розовыми и алыми полосами. Ночной сумрак уступил место свету, вновь щебечут птахи, стрекочут цикады; мужчины курят, откинувшись спиной на стены своих хижин, с закрытыми глазами наслаждаясь солнечным теплом. Мое появление производит фурор: один из них даже отбрасывает сигарету, вдавливая ее каблуком, другой бормочет что-то непонятное по-непальски.

– Помогите, пожалуйста. – Я делаю шаг ближе. – Там мои друзья, их двое. Нужен врач. Умоляю, помогите.

– А? – Мужчина оборачивается и что-то бросает своему другу скороговоркой. Тот мотает головой, пожимая плечами.

– Друзья? – Мужчина вновь поворачивается ко мне. – Два друзья на гора?

– Да! Да! – шагаю я еще ближе. – Мои друзья! Пожалуйста, пойдемте скорее! На нас напали, ограбили! Одного моего друга ударили ножом! Пожалуйста, пожалуйста, помогите!

Наши дни

После разговора с Ал я первым делом гуглю название больницы, которую упомянул следователь Армстронг.

Веб-страничка с готовностью открывается, я вижу эмблему с надписью «Ройял Корнхилл» и щелкаю на ссылку «О нас».

«Наша больница является ведущим лечебно-диагностическим центром северо-восточной Шотландии. Кроме того, на нашей базе ведется обучение как младшего, так и старшего медицинского персонала в области психиатрии. Мы находимся неподалеку от Абердина и предоставляем весь комплекс амбулаторно-клинических услуг, в том числе…»

Так, так. Психушка, значит. Не хирургия, не ожоговый центр. Линна очутилась там вовсе не потому, что слегка подрумянилась в пожаре.

Я просматриваю еще несколько ссылок; речь идет в основном о часах работы, правилах посещения, о списке запрещенных вещей, гарантиях сохранности личных данных и так далее. Упоминается как стационар, так и амбулаторное лечение, но вот какие именно болезни там лечат – об этом ни слова.

Я шлю Ал эсэмэску:

«Только что «прогуглила» ту психушку. Что к чему – пока неясно».

Через несколько секунд пищит мой мобильник:

«Может, она там с анорексией лежала? И почему Шотландия? У нее же мамаша в Лондоне».

Я отвечаю:

«Так она же родом оттуда, верно? Ее мать только потом переехала в Лондон вместе со своим новым мужем. А Айзека они отдали в приют; он там и вырос. Наверное, поэтому она искала его в Шотландии, он мог туда вернуться».

Вновь пищит мобильник:

«Ну, ты Шерлок! Удачи!»

Никто из нас не знает, что случилось в «Эканте» после нашего побега; известно лишь, что там был пожар. Когда я вела людей по склону, то все время боялась нарваться на кого-то из общины. К счастью, Ал нашлась в том же месте, где я ее оставила. В очень, правда, плачевном состоянии. Дышала настолько мелко, что я всерьез за нее испугалась, а когда один из мужчин, крякнув, вскинул ее на руки, она даже не шевельнулась, так и продолжала свисать обмякшая и безвольная. Ее посадили на ослика, и Ал всю дорогу вниз лежала, уткнувшись лицом ему в гриву, подскакивая на ухабах, как куль с мукой. Тело Йоханна положили на спину другому ослику, сверху прикрыли одеялом. За весь спуск никто из нас не произнес ни слова; зато внизу уже поджидала «Скорая». Места в кузове для меня не нашлось – там разместили Ал, Йоханна и санитаров, – поэтому я сидела возле водителя, вглядываясь в темноту, а затем и в улочки Покхары, пока ехали в больницу. Остаток ночи я провела в переполненном приемном покое, слишком потрясенная, даже оглушенная, чтобы заснуть; просто сидела и смотрела перед собой, в никуда.

Наутро меня допустили в палату, повидать Ал. Но не в одиночку, а с полицейским, который во всех подробностях расспрашивал нас про предыдущую ночь. Мы сказали, что возвращались из турпохода в компании одного парня, с которым познакомились в пансионате, и тут на нас напали какие-то разбойники, отняли рюкзаки, а Йоханна ударили ножом. Ал почти не вмешивалась, дала мне возможность излагать самой. Полицейский записал с моих слов ориентировку на этих «грабителей» и пообещал связаться, если возникнут дополнительные вопросы. Когда я поинтересовалась, можно ли нам вернуться в Катманду и улететь домой, он просто пожал плечами. На вопрос Ал, что будет с телом Йоханна, он тоже ничего толком не ответил; мол, решать его семье. Мы украдкой переглянулись. Ага, паспорта нет, фамилию мы не знаем, ну и каковы шансы у его семьи?.. В общем, еще через пару дней я позвонила матери, попросила прислать денег, хотя бы на перелет в Катманду. Я не могла рассказать ей правду, пришлось сочинять историю про карманника в одном из покхарских баров. А в шведском посольстве мы изложили все, что нам было известно про Йоханна; они пообещали принять меры по розыску его родственников. Понятия не имею, что у них в итоге получилось, и мне больно при мысли, что он, вполне может статься, так и не вернулся домой.