Марина Серова - Смерть наяву

— Это еще зачем?

— Так надо, — ответила я, не вдаваясь в объяснения. — Главное, чтобы он объявил об этом заранее. Желательно — несколько раз. И пусть будет указано точное время передачи. Ну, допустим, у тебя появилась какая-то новая информация по проекту.

— Но у меня ее нет!

— Ничего, пофантазируешь, расскажешь какие-нибудь байки про старые съемки, — внушала я Роальду. — Главное — чтобы о завтрашней передаче сегодня объявили несколько раз, указывая точное время прямого эфира. Поверь мне, дорогой, это наш последний шанс!

Роальд недоверчиво посмотрел на меня, и, чтобы окончательно его убедить, я вынула из рукава свой последний, самый главный козырь.

— Хочешь знать, как тебя убьют? — спросила я, хитро прищурившись.

— А то нет!

— Тебя собьют мотоциклом!

Я не стала заезжать домой и решила заскочить в пункт проката видеокассет, который располагался как раз по маршруту нашей трассы.

Когда я попросила продать мне «Крутую разборку» и «Печальные глаза осени», мне напомнили, что я не так давно уже покупала эти кассеты.

— Засмотрела до дыр, — пошутила я. — И не спрашивайте, все ли у меня в порядке с головой, а то я к вам больше не приду.

Мне предложили купить сразу по два экземпляра фильмов, обещая тридцатипроцентную скидку — и «Разборка», и «Печальные глаза» были неходовым товаром. Но я ограничилась одной копией каждой ленты.

— Вот смотри, — говорила я Роальду, — когда мы сидели на даче и прокручивали «Печальные глаза осени» на видеомагнитофоне. — Как ты себя ведешь, расправляясь с бандитами, которые преследуют героиню? Сначала ты пуляешь в них из лука — по-моему, здесь цитата из «Командос», когда ты стоишь перед зеркалом своей возлюбленной, которую украли плохие дяди, вдруг начинаешь наносить ее помадой боевую раскраску на лицо.

Потом ты перерезаешь горло ее охраннику, швыряешь в главного злодея колбу с кислотой, кстати, снято довольно непрофессионально, — при медленной прокрутке видно, как несколько капель жидкости попадают тебе на руку, а ты даже не замечаешь этого.

А дальше ты подкладываешь бомбу в логово бандитов, потом стреляешь — уже в милиционера, который задержал героиню.

— И в конце…

— И в конце тебя сбивают мотоциклом, — заключила я. — Неужели ты забыл этот фильм?

— Знаешь, дело давнее. И потом все снималось вразбивку, теперь и не упомнишь.

— Так вот, — повернулась я к Роальду, — мы имеем дело с маньяком, который знает этот фильм наизусть. У него к тебе какой-то счет, но что он имеет против тебя — пока неизвестно. Можно с уверенностью сказать только одно — что этот человек играет с тобой, как кошка с мышкой, воплощая в жизнь свой план, — а маньяки, следует заметить, народ очень изобретательный. Он прошел по всем точкам твоей активности в этом фильме, аккуратно избавляя тебя от смерти. И стрела пролетела мимо, и горло перерезали не тебе, а бедной глупой Марго. Бомба была не такой уж большой мощности, а выстрел мотоциклиста вообще был направлен в «молоко».

— А минералка? — спросил Роальд. — Я же мог выпить эту воду!

— Постой, Роальд, а ведь ты прав. Тут какая-то несостыковка, — задумалась я. — Слушай, а ты вообще пьешь «Полюстровскую»?

— Упаси Боже! Предпочитаю «Перрье», а если нет, то нарзан или боржоми.

— Ну тогда и этот момент укладывается в общую картину, — подытожила я. — Итак, тебе предстоит встреча с мотоциклистом. У меня есть кое-какой план. Нам нужно помочь маньяку…

Когда я объяснила, как мы будем действовать, Роальд нахмурился.

— А это не опасно?

— Нет, — спокойно покачала я головой. — Можешь не волноваться. Ни за себя, ни за меня. Еще будут вопросы?

— Будут, — серьезно проговорил Роальд. — Кое-что мне до сих пор совершенно непонятно. Зачем ты купила «Крутую разборку»?

— Полюбоваться на тебя, дорогой, — честно ответила я. — Ты умеешь так смотреть…

Эту ночь мы провели вдвоем, и она была самой прекрасной в моей жизни.

По крайней мере на данный момент. А что будет дальше — кто знает…

Если бы кто-то посмотрел из окна радиостудии после прямого эфира, он бы увидел, как Роальд Голицын, в своем кожаном плаще, высоко подняв воротник, медленно бредет по улице в полном одиночестве.

Впрочем, смотрящему из окна пришлось бы вытягивать шею по-жирафьи, потому что кожаный плащ Роальда уже маячил на перекрестке, а потом терялся из поля зрения — Голицын свернул в сторону от центральной улицы и начал петлять по предместьям.

Его прикид (сплошь кожа — плащ, брюки, шляпа, ботинки плюс черные очки, несмотря на осеннюю погоду и отсутствие солнца) можно было бы еще с полчаса наблюдать в довольно бедных и не предназначенных для прогулок столь знаменитых личностей районах.

Но человек в коже упорно брел, не очень-то разбирая дорогу, и со стороны могло бы показаться, что он просто шляется — то ли чуть под хмельком, то ли его обуревают печальные мысли, которые он стремится заглушить старым добрым способом — прогулкой.

Когда он пересекал пустынное шоссе в южной части города, там, где расположен электроламповый завод, из-за поворота вдруг выскочил мотоцикл, несущийся на предельной скорости.

В летние месяцы на этой магистрали было довольно оживленное движение, но сейчас на дворе стояла осень. Дачники, сползавшиеся на своих автомобилях по направлению к огородам, уже закончили все свои нехитрые дела на приусадебных участках.

Шоссе с четырьмя полосами движения можно было бы перебежать секунд за семь-восемь. Но мотоцикл не оставлял человеку такой возможности.

Тогда пешеход взял чуть вправо, возвращаясь к осевой и, очевидно, уступая лихому ездоку дорогу. Но тот проигнорировал свободную полосу и, чуть повернув руль, стал преследовать оторопевшего человека.

Впрочем, ситуация неожиданно переменилась. Человек вдруг остановился, резко выбросил руку из кармана и несколько раз выстрелил по колесам мотоцикла.

Стрелял он хорошо. Мотоциклист, не ожидавший такого поворота дел, стал вихлять, да и метко посланные пули повредили ось переднего колеса.

Не справившись с управлением, ездок на полном ходу врезался в высокий каменный бордюр и вылетел из седла. Мотоцикл, бешено вращая колесами, сшиб ограждение и завалился в кювет, а ездок остался лежать на мостовой. Упал он довольно неудачно, вписавшись шлемом, на котором теперь была глубокая вмятина, в фонарный столб.

Человек в коже быстро бежал по направлению к неподвижному телу мотоциклиста. Теперь полы его плаща широко развевались, обнаруживая отнюдь не мужское сложение пешехода.

Вы, очевидно, уже догадались, что это была я, — идея «подсадной утки» стара как мир, но на нее обычно все покупаются.

Наклонившись над всадником «Юпитера», я подняла его голову и сорвала шлем.