Марина Серова - Угнать за 30 секунд

Фомичев, насколько я могла за ним проследить, все время сидел в третьем ряду, совершенно затерявшись среди присутствующих. Как будто он пришел в гости к ученым, а не они находились под постоянным и неусыпным контролем людей Фомичева.

Я задумалась вот над чем. Непонятно, что мешало поставить на внешнюю охрану корпуса ИГИБТа точно таких же сотрудников спецслужбы? Почему понадобилось нанимать за приличные деньги частную охранную фирму?

Однако все же мотивацию можно найти. Одной из причин такой постановки дела могла быть, например, возможность списания некоторых денежных фондов (проплачены охране!), во-вторых, в случае чего под боком всегда имелся козел отпущения. И, кажется, такой случился – стать козлом отпущения Кешолава, по-моему, имеет очень неплохие шансы.

…Наконец было объявлено о закрытии первого дня конференции. Очнувшийся от счастливого оцепенения Грузинов зашевелился рядом и вырвал меня из задумчивости фразой:

– Ну что ж, коллега, в целом можно признать, что день прожит не зря. Вам ведь нужен был Фомичев? Так вот он идет. Торопитесь, а то высокое начальство – люди занятые, могут и не принять.

Я решительно выдохнула, затем, обновив в памяти имя и отчество генерал-майора Фомичева, встала и обратилась к направлявшемуся мимо меня по проходу между рядами куратору ИГИБТа:

– Георгий Артурович!

Он чуть замедлил шаг, повернул голову, и меня пронзил ясный взгляд человека, о котором даже Кешолава отзывался как о некоем демоне, злом полубоге.

– Георгий Артурович, у меня… гм… есть к вам небольшой разговор, – поспешно выговорила я, стараясь максимально использовать то небольшое время, на которое полностью завладела его вниманием, – это очень важно. Где бы мы могли поговорить, Георгий Артурович? Это касается Косинова.

– Я же просил не пропускать журналистов, – равнодушно уронил он, проходя мимо. Я заметила: он немного прихрамывал на правую ногу.

– Я не журналист, это касается… – заговорила я уже ему в спину. И в этот момент меня крепко взяли под руки двое молодых людей. Тогда, немного повысив голос, я бросила вслед удаляющемуся Фомичеву: – Это касается угнанной машины Косинова!

Генерал остановился.

– Отпустите ее, – выговорил он. – Как вы сказали? Я не ослышался? Если у вас действительно есть что сказать, то жду вас сегодня в девять часов вечера в Институте генетики и биотехнологий. Вам известен такой, разумеется? На проходной вас будет ждать подготовленный пропуск. Все.

Он повернулся и, прихрамывая куда заметнее, чем показалось мне сначала, пошел к дверям в сопровождении все того же надменного старика Маркарова и еще нескольких людей незаметной и достаточно общей внешности, которые могли оказаться и доморощенными Менделями, и Луи Пастерами, а могли и состоять в местной спецслужбе в прямом подчинении у генерала Фомичева.

Грузинов взглянул на меня, кажется, одобрительно и проговорил:

– Ну что же, первый контакт удачен. Но что вы ему такое сказали, что он сразу же назначил вам встречу?

– А вы что, Лев Павлович, не расслышали, что ли?

– Признаться, нет. Меня тут приняли за коллегу и начали занимать беседами о какой-то цитазивной корбуляции. Кстати, вы не знаете, что это такое?

– Понятия не имею, – машинально отозвалась я, мысленно уже прикидывая предстоящий разговор с Фомичевым.

Грузинов хотел что-то сказать, но не успел, потому что из-за его плеча выкатился какой-то круглый человечек и заговорил, перемежая свои слова, такие же смешные и круглые, как он сам, короткими смешками:

– Вы, уважаемый, так и не высказали свое мнение. Как вам доклад Севрюгова по так называемому резонансному цитатическому эффекту, а? Это ж надо до такого додуматься? Шарлатан! Трофим Лысенко от молекулярной генетики! Да я буду так возражать, как никто не возражал… немедленно, как только начнется вторая часть заседания! Термины придумывает… пустозвон!

Я схватилась за голову и вышла из конференц-зала, чтобы не стать жертвой этого гиганта мысли.

В девять часов вечера я подошла к воротам, через которые осуществлялся въезд машин на прилежащую к ИГИБТу территорию. У ворот находилась довольно узкая металлическая будка, сквозь которую, и только сквозь которую, можно было пройти к институту. Это был первый пост контроля.

– Вы к кому? – грубовато спросил меня резвого вида молодой человек с бейджиком, который свидетельствовал, что он принадлежит к охранной фирме «Контроль-С». Я открыла было рот, чтобы отвечать, но тут за моей спиной отворилась дверь и тихий голос прошелестел:

– Пропусти.

Охранник дернулся так, что я, не поворачиваясь и не вслушиваясь в голос, поняла: за моей спиной находится Фомичев. Наверное, бравому подчиненному Кешолавы не так часто приходилось видеть местного божка.

Фомичев был один, без охраны. Верно, он только что вышел из машины. Сделано все, однако, настолько профессионально, что даже я ничего не услышала. А ведь они, видимо, меня «вели».

– Пройдемте, Евгения Максимовна, – выговорил куратор института, когда мы прошли через будку. – Не удивляйтесь. Я ознакомился с вашим досье. Честно говоря, там, в конференц-зале, я вас сразу и не узнал, вы снова изменили внешность. Но ведь прозвище Хамелеон так просто не дается, да еще в такой серьезной структуре, как «Сигма».

– Вы очень осведомлены обо мне, Георгий Артурович.

– Да, вы правы. Я, кстати, ожидал встречи с вами, хотя и представлял, что это произойдет несколько иначе. – Мой начальственный спутник галантно открыл передо мной дверь корпуса. Генералы редко отличаются обходительностью, и, когда у них проклевывается вежливость, ухо стоит держать востро. Это я хорошо изучила на собственном опыте.

Фомичев как будто прочитал мои мысли. Он рассмеялся и произнес:

– Я так полагаю, вы меня опасаетесь. И совершенно напрасно. Уж кто-кто, а вы, Женя, можете меня совершенно не бояться. Все-таки я старый сослуживец вашего отца. Да-с. Вы, быть может, об этом и не знаете… а может, и знаете. У чекистов же, как в надписи у Вечного огня: имя его неизвестно, подвиг его бессмертен.

– Знаете, Георгий Артурович, я бы все-таки воздержалась от подобных комментариев.

– Вы правы.

Вплоть до того, как мы вошли в кабинет Фомичева, оба хранили молчание. Зато я имела возможность убедиться в том, как тщательно охраняется корпус института: инфракрасный контур на входе, пропускной контроль при посадке в лифт, да еще на этаже постоянно прохаживался рослый охранник, который не замедлил бы подойти, если бы увидел незнакомое лицо. Зачем при всем при этом нужно было нанимать Кешолаву – непонятно, снова мелькнула назойливая мысль.

Кабинет Фомичева был обставлен в скромных гэбэшных традициях, то есть ничего лишнего: стол, стул, сейф, два шкафа. Длинная узкая скамья, похожая на ту, что стоит в клетке для подсудимых в зале суда. Наверное, она предназначалась для посетителей, явившихся к Фомичеву, – чтобы тем жизнь медом не казалась. На стене – портрет, правда, не Дзержинского, как то можно было предположить, а Ивана Павлова, великого русского ученого и Нобелевского лауреата по биологии.