Татьяна Коган - Клуб для избранных

Зорин едва не упустил из виду Олесино обручальное кольцо — но вовремя спохватился, попросив медсестру снять его с девчонки.

Оставался последний рывок: провести судебно-психиатрическую экспертизу и начать процесс по признанию Олеси Протасовой недееспособной. В случае успеха право владения и управления холдингом перейдет к ее мужу, то есть к нему, Виктору Зорину.

После того как судебный процесс завершится с нужным ему результатом (а сомнений в этом не оставалось), какое-то время Олесю нужно будет подержать в клинике. Когда все уляжется, он заберет ее домой. Чтобы удерживать молодую жену от бунта, придется подкармливать ее успокоительными, но через год-другой при должном «уходе» она привыкнет к нему, а то и полюбит — и нужда в таблетках отпадет.

Печальный период своей жизни они будут вспоминать неохотно, наслаждаясь семейной идиллией. И все будет хорошо. Видит бог, Зорин хотел бы, чтобы к счастью вели честные, прямые дороги. Но увы. Прямые дороги ведут только на кладбище. А за счастьем нужно бежать, петляя и продираясь сквозь компромиссы с собственной совестью.

Когда ему позвонили из клиники и сообщили о трагедии, Виктор оцепенел. Он боролся за империю, которую считал вправе унаследовать — учитывая, сколько сил и энергии он вложил в ее развитие. Но эта меркантильная цель шла неотделимо от романтической — он любил Олесю, по-настоящему любил. То, что он заставил ее испытать несколько неприятных моментов, безусловно, удручало, но он утешался тем, что конечный результат стоит временных неудобств.

Он никогда бы себе не простил, если бы она покалечилась или не дай бог умерла. К счастью, попытка суицида закончилась относительно благополучно — Олеся родилась в рубашке. Она упала на травянистый газон, получила несколько ушибов и легкое сотрясение мозга, вот и все.

Ненавидя себя за рациональность, Виктор тут же прикинул, что это происшествие лишь ускорит решение суда. Кто сказал, что нельзя получить сразу все? Можно, если правильно спланировать. Скоро у него будет богатейшая компания, большой дом и трепетная жена. С этой мыслью Зорин допил последний глоток кофе, кинул на столик пару купюр и покинул кафе с мечтательной улыбкой на губах.

Это была обычная палата обычной городской больницы — приятно ради разнообразия сменить обстановку. Вместе с Лесей здесь лежали еще трое пациентов — пожилая женщина, постоянно спавшая лицом к стене, и две девушки с переломами ног. Они расположились на соседних койках и о чем-то увлеченно переговаривались, изредка предпринимая попытки втянуть Лесю в диалог.

Она отмалчивалась, хотя в душе испытывала благодарность — они не знали ее историю болезни и общались как с нормальной. Давно забытое ощущение…

Леся знала, что Виктор уже ехал за ней, чтобы перевезти обратно в психиатрическую клинику. И чем дольше она об этом думала, тем яростнее противилась этой перспективе. Едва не случившееся самоубийство встряхнуло ее, пробудило от ватного кошмара, в котором она увязла. Мысли, обрывочные, одна шокирующе другой, выстреливали в мозгу.

А что, если ее галлюцинации были не частью болезни, а предвидением?

Чем она себя резала, если в палате отсутствовали острые предметы?

Почему Виктор так печется о ней, когда она доступно объяснила ему, что не ответит взаимностью?

Она мечтала о веселой, безбашенной сестре, на которую могла бы равняться, но почему ей самой не превратиться в тот идеальный образ, который нарисовало ее воображение?

И еще Леся вдруг отчетливо поняла, что ее никогда не вылечат. Болезнь вросла в нее метастазами, прошила органы и сосуды, заволокла нервущейся сетью весь организм. Не вытравить ее никакими ядами и ухищрениями. Леся просто погибнет вместе с болезнью, если позволит и дальше себя лечить. Этот город, это окружение уничтожало ее, сжигало заживо.

«Если ты страдаешь от ожогов — не будь кретином, отойди от огня», — любил приговаривать отец.

— Как же ты меня напугала! — знакомый встревоженный голос вырвал ее из задумчивости.

Виктор возвышался над ней, глядя с сочувствием и любовью, — такой родной, преданный, в безупречном деловом костюме, пахнущий дорогим парфюмом.

— Я и сама себя напугала, — извиняющимся тоном протянула Леся. — Какое-то наваждение нашло.

Она села на кровати, чтобы не смотреть на Виктора снизу вверх.

— Главное, что все обошлось. И теперь я не оставлю тебя ни на минуту, — пообещал он. — Я переговорил с доктором, он дал добро на твою транспортировку.

— Ты так говоришь, будто я лежачий инвалид, — вспыхнула Леся.

— Я не это имел в виду, ты же понимаешь, — примирительно ответил Виктор. — Собирайся, машина внизу.

— Хорошо. — Она покорно кивнула. — Только по пути заедем кое-куда?

— Ты уверена? — Пальцы Виктора выстукивали на руле нервную дробь. Он припарковался у обочины и с сомнением косился на дверь магазина с пафосной вывеской «Сокровища Магомета». — Давай я с тобой схожу.

— Я же тебе объяснила, — мягко возразила Леся, кладя пальцы на ручку дверцы. — Я хочу купить тебе подарок, это сюрприз. Ты так много для меня делаешь, а я ничем тебя не отблагодарила. Это же обычный ювелирный, а не оружейный магазин, что там со мной случится за пять минут? Выстрелю себе в голову изумрудной подвеской? Повешусь на серебряной цепочке?

— Хорошо. Пять минут, — неохотно согласился он. — Веревки из меня вьешь.

— Но ведь тебе это нравится? — игриво подмигнула Леся. — Обещаю, подарок придется тебе по душе, — и с этими словами она вынырнула из салона.

Десять минут спустя занервничавший Зорин резкими шагами вошел в ювелирный. Продавец — чернобородый, смуглый мужчина в возрасте — вежливо поприветствовал гостя.

— Добрый день. Рады вас видеть.

Виктор огляделся — в просторном помещении со сверкающими витринами других посетителей не было.

— Сюда заходила светловолосая девушка. Где она?

Продавец на мгновение задумался:

— Да, было дело. Странная особа. Не стала ничего смотреть, спросила, где задняя дверь, и вышла через нее.

У Зорина перекосило лицо. Эта припадочная дрянь провела его, как ребенка! А он-то, идиот, повелся!

— Где задняя дверь? — прошипел он и кинулся в коридор, куда указал чернобородый.

Хозяин магазина — а это был именно он — проводил Зорина пристальным взглядом, дождался, когда хлопнет дверь и стихнут шаги, запер магазин изнутри и проследовал в свой кабинет.

— Так чем же я могу быть полезен, ласточка?

Сидевшая на атласном пуфике Леся улыбнулась.

Когда умерла мама, отец стал опекать маленькую Олесю с удвоенной силой. Она была слабым звеном, и он опасался, что его сопряженная с большой прибылью и большими рисками работа может плохо отразиться на ее благополучии. На него уже покушались однажды, и, хотя с тех пор он вел себя намного осторожнее и никуда не выходил без телохранителя, беспокойство за будущее дочери не покидало его. Если он умрет, девочка останется совсем одна.