Анжела Марсонс - Злые игры

Нет, все это было сложнее, чем простая промывка мозгов. Алекс хотела что-то узнать, и теперь Ким просто обязана выяснить, что именно!

Стоун не имела права игнорировать ту силу, которая была сосредоточена в руках Алекс. То, что психиатр получила доступ к ужасам ее прошлого, нарушало баланс в их борьбе. Доктор Торн могла тщательно изучить все, связанное с прошлым Ким, и при этом не сойти с ума. Ким же такой роскоши была лишена.

У Алекс есть возможность использовать все эти факты для того, чтобы подвести инспектора к самому краю пропасти, а Ким даже не знает, как ей сопротивляться. Ей еще только предстоит понять, с чем в реальности она имеет дело.

Стоун подозревала, что помочь ей в этом может только один человек в мире.

Бардсли-хаус находился в четырех милях к востоку от центра Честера и использовался для содержания преступников с проблемами психики. Открыли его в конце XIX века, но в нем никогда не проводилось экскурсий для скучающих бездельников, которым показывали различные степени сумасшествия, как это делалось в Бедламе в Лондоне. Бардсли-хаус был непубличным заведением, в котором пациенты содержались за закрытыми дверями, подальше от любопытных глаз. По его внешнему виду никак нельзя было догадаться о том аде, в котором пребывали его резиденты.

Подъездная дорога длиной не менее полумили вилась по холмистой территории парка площадью в семьсот акров, по которому бродили живые олени, и заканчивалась перед впечатляющим зданием, сохранившим все черты архитектуры XVII века.

Приближаясь к входу, Алекс Торн решила, что для того, чтобы слететь с катушек, в мире существует достаточно гораздо более худших мест.

Приемная совсем не походила на приемную лечебного заведения. По помещению были расставлены кресла с удобными спинками, перемежающиеся кое-где журнальными столиками. На стенах висели акварели местных пейзажей, а из динамика, расположенного как раз над камерой наблюдения, доносились негромкие звуки свирелей.

Не успела Алекс поднести палец к кнопке звонка, как дверь распахнулась и перед доктором предстала грузная женщина, которой по виду было около шестидесяти. Быстрый оценивающий взгляд, и Торн определила, что женщина давно работает в этом заведении. На ней были надеты черные брюки, пошитые из дешевой синтетической ткани, и белая футболка под простым голубым фартуком. Ногти были раскрашены в разные цвета, а шею и запястья незнакомки охватывала дешевая бижутерия желтого цвета. Короткие волосы были выкрашены в ядовитый пурпурный цвет. Простой значок на груди сообщал, что ее зовут Хелен. Ни ученого звания, ни должности – просто Хелен.

– Здравствуйте, меня зовут… – Алекс протянула руку для приветствия.

– Доктор Торн, – закончила за нее Хелен, широко улыбаясь. Женщина явно была доверчивой и внушаемой, именно такие больше всего нравились Алекс.

– Доктор Прайс предупредил нас о вашем приезде. Просил оказать вам любую возможную помощь.

Ну, еще бы, подумала Алекс. Доктор Натаниэль Прайс был ученым секретарем клиники, и они с Торн знали друг друга еще с медицинского факультета университета, где Алекс узнала, что у него гомосексуальная связь с одним из преподавателей. В то время этот секрет не имел никакого значения, а Торн еще не имела склонности к пустым угрозам. Она во всем искала выгоду для себя или, на самый худой конец, развлечение. Тогда разглашение его секрета не имело бы большого эффекта – эта новость через пару недель отошла бы на второй план и быстро забылась бы в университетской круговерти. Сейчас же ее значение было гораздо серьезнее, особенно для его жены и трех дочерей.

К счастью, Алекс не пришлось даже опускаться до прямой угрозы. Просто она незримо присутствовала при их телефонном разговоре. Ему было достаточно знать, что Торн обо всем известно и что она готова использовать свои знания. Вполне возможно, что он тайно все еще предавался гомосексуальным утехам. Про себя Алекс решила проверить это – ведь дополнительная страховка никому не помешает.

– Это очень мило с вашей стороны, Хелен, – сказала она, улыбаясь и тепло пожимая руку женщины. Толстые и уродливые люди любят, когда на них обращают внимание люди красивые.

Хелен провела ее из фойе в короткий коридор, из которого они повернули налево и оказались в небольшом аккуратном офисе.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Алекс уселась. Помещение было небольшим, но функциональным, с окном, выходящим на богато украшенный фонтан в восточной части сада. Рот дельфина в фонтане выглядел так, как будто последний раз вода из него выливалась лет пятьдесят назад.

– Я работаю здесь замом по лечебной части вот уже двадцать два года, поэтому если у вас есть какие-то вопросы, то не стесняйтесь и спрашивайте.

– Я не знаю, что вам рассказал доктор Прайс… – начала Торн, откидываясь в кресле.

– Он сказал только, что у вас есть похожий пациент и что любая информация с нашей стороны может вам помочь.

– Вы понимаете, что я не могу вдаваться в подробности, – с сожалением кивнула Алекс, – но если вы согласитесь поговорить со мной о Патриции Стоун, а потом позволите увидеть ее на несколько минут, то, думаю, это позволит мне более эффективно лечить моего пациента.

– Отлично. Тогда я начну говорить, а вы, если у вас возникнут вопросы, не стесняйтесь, – было видно, что женщина готова всем поделиться с посетительницей.

Торн достала блокнот, а Хелен отпила из банки диетической «Коки», что было удивительно, принимая во внимание ее полноту.

– Полагаю, что вам известны детали жизни Патти в молодости. Сюда ее поместили в восемьдесят седьмом году, сразу после трагедии. Задолго до этого ей был поставлен диагноз «шизофрения», но ее выпустили из клиники в период деинституционализации [61], потому что она хорошо реагировала на подобранное лечение. Когда она поступила к нам, у нее был целый букет симптомов, свидетельствовавших о наличии у нее шизофрении. Она страдала от маний, галлюцинаций, путаной речи и кататонического синдрома [62]. Она была социально неадаптирована, и эти симптомы мы наблюдали у нее на протяжении шести месяцев. За это время мы исключили влияние на психику каких-либо органических повреждений.

– А вы не могли бы поточнее рассказать о маниях и галлюцинациях? – попросила Алекс. Она уже почти забыла то, что проходила на первом курсе.

– Начнем с того, что она слышала у себя в голове голоса, которые постоянно спорили друг с другом, хотя и были абсолютно независимы от нее. Она в этих спорах была судьей и, если хотите, миротворцем. Голоса все время требовали, чтобы она приняла чью-то сторону. Кроме того, она страдала от бредовых восприятий [63]. Есть свидетельство о том, что, когда один из пациентов во время ланча подвинул к ней кувшин с водой, она решила, что медицинский персонал замыслил ее убить и единственным способом спастись для нее было помочиться прямо посередине столовой. Правда, это было еще до того, как я пришла сюда работать. Вскоре после моего прихода у Патти появилась фобия к окнам – она боялась, что открытые окна высасывают ее рассудок.