Валерия Вербинина - Замок четырех ветров

– Может быть, как-нибудь в другой раз, – сказала я.

– Да, конечно, – произнес Артур. – Я могу написать вам? Ваш отец не будет против?

Я заверила его, что он может писать мне сколько угодно, попрощалась и ушла, пряча за спиной завернутую в газету бутылку. Дома я вылила ее содержимое в раковину, а саму бутылку выбросила в мусорное ведро.

Ружка обрадовалась моему возвращению так, словно меня не было по меньшей мере неделю. Собравшись с духом, я вышла в гостиную, где мать, вертясь перед большим зеркалом, примеряла на шею косыночки и шелковые шарфики, которые извлекла из одного из своих чемоданов.

– Кто это был? – спросила она требовательно. – На моторе?

– Так, никто. Один знакомый. Послушай, мы тут подумали…

– Мы?

– Тебе нужна нормальная спальня, а ребенку – детская. И Саша… сколько он будет спать в гостиной? Мы с папой хотим снять для вас отдельную квартиру.

Мать отбросила розовую косынку в мелкий белый цветочек, которую она примеряла, и некоторое время молчала.

– Хотите от меня отделаться? – спросила она наконец с неприятным смешком.

Из-за неплотно прикрытых дверей донесся рев: очевидно, Тимоша только что проснулся.

– Мне надо работать, – я решила прибегнуть к нечестному приему, – а я не могу сочинять, когда шумят…

– Тоже мне работа – писать дурацкие романчики! – вспылила мать.

– Мама!

– Квартирка ваша – дрянь, не понимаю я, что вы за нее держитесь! Прислуга – хамы! А виновата во всем, конечно же, я. Мило, очень мило… И зачем я вообще сюда ехала? Лучше бы с моста да в воду, и ко дну, чтобы не мучиться…

– Мы будем платить за твою квартиру, – сказала я, твердо решив не поддаваться на эмоциональный шантаж. – И давать деньги каждый месяц. А Саша будет учиться в либавской гимназии, тоже за наш счет.

Мать села на диван и, комкая платок, всхлипнула.

– Ну в чем я провинилась, – закричала она на всю квартиру, – что все всегда хотят от меня избавиться! А-а-а!

Она бурно зарыдала, колотя по полу каблуками. Я смотрела на нее и видела женщину, чья жизнь не удалась и которая вознамерилась отныне мстить близким за то, в чем не было никакой их вины, – просто для того, чтобы хоть как-то излить свое разочарование.

Прибежала нянька с уже знакомыми мне сильнопахнущими каплями, а я ушла в кабинет и стала думать о том, что если мать откажется съехать, то уеду я. Ружка вылезла из-под бюро и потерлась о мою ногу.

Отец пришел домой в восьмом часу. За ужином мать держалась вызывающе и для начала заявила, что никуда переезжать не будет, что она знает свои права и что я неблагодарная дочь, ну а насчет мужа у нее вообще никогда не было иллюзий.

После ужина Саша подошел ко мне и спросил, можно ли ему будет остаться с нами после того, как мать переедет.

– Ты же видишь, в каком она настроении, – сказала я мрачно. – Она не хочет никуда уезжать.

– Ты плохо ее знаешь, – спокойно ответил Саша. – Если ей повторить сто раз, что именно она должна сделать, на сто первый она сдастся. Когда ей надоест спать на диване в столовой – а надоест ей быстро, – она первая заговорит о переезде. Конечно, прежде она постарается внушить вам, какие вы негодяи, что выгоняете ее без гроша… даже если вы определите ей королевское содержание.

Я задумалась. Может быть, я была невнимательна или не придавала значения каким-то моментам, но мне казалось, что до романа с Колесниковым мать была совсем другой. Я не помнила ни истерик, ни каких-то особенных дрязг, притом что мы жили вовсе не богато и поводы для недовольства при желании можно было отыскать. Возможно, свою роль сыграло то, что сестры матери, родные и двоюродные, вышли замуж более удачно, и когда она начала сравнивать свою судьбу с ними, ей показалось, что она проиграла. Отсюда растущее недовольство мужем, роман с Колесниковым, распад семьи и неожиданное возвращение туда, где ее больше не ждали.

– У тебя скоро день рождения, – сказала я Саше. – Что тебе подарить?

Брат оживился.

– Лучше всего – фотоаппарат, – ответил он. – Больше ничего не надо.

На следующий день я отправилась искать фотоаппарат, на ходу припоминая все, что мне когда-то рассказывал Юрис. Фотоаппараты для любителей показались мне несерьезными, а профессиональные стоили слишком дорого, и я решила, что сначала посоветуюсь с Юрисом, тем более что сегодня мы увидимся с ним на вечере, где будут все наши друзья.

«Августин Каэтанович, Карл Гофман, сам Юрис и я с отцом… Почти как в Фирвиндене… И почему я никак не могу забыть о замке?»

Я зашла в модную лавку и стала рассматривать выставленные там шали, сумочки и платки. Хозяйка, очень худая и очень спокойная дама, показала мне все, что я хотела увидеть, а потом, внимательно поглядев на меня, достала плоскую коробку, в которой лежала великолепная вечерняя сумочка, расшитая бисером.

– Сколько? – спросила я.

– Это парижское, – ответила хозяйка с гордостью. – Шестьдесят рублей.

Анастасия Ланина, почтовая чиновница шестого разряда, низшего оклада даже мечтать не могла о том, чтобы приобрести такую вещь; но нынешняя Ланина только подумала секунду и достала кошелек.

– Беру.

Хозяйка поглядела на меня одобрительно и, как ловкий фокусник, извлекла откуда-то великолепную темную шаль, украшенную золотыми листьями.

– Только для вас. Вы умеете ценить вещи.

– Но я…

– Вам очень пойдет, – произнесла она внушительно, сама завернула меня в шаль и подвела к зеркалу. – Сто рублей за все. Либава – город ветреный, вечера тут холодные. Вы не пожалеете.

Я заметила в зеркале силуэт человека, который только что вошел в лавку, но не обратила на него внимания, потому что была поглощена шалью. Есть вещи, которые сидят на вас нехотя, будто делают вам одолжение – и вещи, которые словно созданы для вас. Один раз вы примерите их на себя – и понимаете, что они должны быть именно ваши и только ваши. Единственное, что меня смущало, была необходимость потратить сто рублей зараз.

– Не правда ли, барышне эта шаль очень к лицу? – обратилась хозяйка к посетителю.

– О да, – спокойно ответил тот. – Несомненно.

Вся кровь отхлынула у меня от щек. Чувствуя, как холодеет лицо, я медленно повернулась и встретилась взглядом с человеком, которого я долгое время считала Кристианом Рейтерном.

Когда-то я думала, что отдала бы все на свете, чтобы увидеть его живым; когда-то мне казалось, что если бы он не был графом, мне было бы гораздо легче с ним общаться. Теперь, можно сказать, все мои мечты исполнились, но я не испытывала от этого никакого удовольствия. Я попыталась подыскать, что бы такое ответить ему, но ничего не пришло мне на ум.

– Заверните мои покупки, – сказала я хозяйке. – И спасибо за все.