Инна Бачинская - Пепел сердца

Федор краем уха прислушивался к оживленному голоску Сонечки и покаянному голосу Тюриной и думал, что неплохо бы показать ее психиатру – переходы от агрессии к слезливости были мгновенны. Хорошо бы, но вряд ли она согласится. И еще он подумал, что, пожалуй, понимает ее мужа…

– Спасибо вам, – сказала Тюрина, когда они прощались. – Не понимаю, чего вы со мной возитесь. Но все равно спасибо. Если вы думаете, что помогаете вашей… этой … – Она все-таки не выдержала, драка была ее нормальным состоянием.

– Лина, люди иногда помогают друг другу безо всякой задней мысли. – Все душеспасительные намерения Федора тут же испарились – Тюрина была неисправима. – Человек в вашем возрасте должен это понимать. У вас была трудная жизнь? Вы голодали? Вас пинали ногами? Откуда столько злобы? Вы отталкиваете от себя… это то, чего вы добиваетесь?

– Да что вы обо мне знаете? – взвилась Тюрина. – Вы ничего не понимаете!

– Сонечка, нам пора. Подожди меня в коридоре, – сказал Федор. Он подождал, пока девочка выйдет, и сказал: – Что я должен понять? Что вы грубый и неприятный человек, потому что у вас горе? А раньше вы были приятной, воспитанной и деликатной? Вы это хотите сказать? Я помогаю не вам, а Соне. Вас не жалко, жалко девочку. Возможно, в интернате ей будет лучше.

– Как вы смеете! – закричала Тюрина. – Вы… вы… уходите!

– Вот мой телефон, – Федор положил на тумбочку свою визитку. – Захотите поговорить, звоните. Я бы на вашем месте обратился к психиатру.

– Мама хорошая, – сказала Соня, укоризненно глядя на Федора; она ожидала его у двери палаты. – Она просто очень переживает из-за папы…

– Хорошая. И ты хорошая. И все хорошие.

– А мы еще придем к ней?

– Обязательно, – пообещал Федор, хотя уверен в этом не был.

…Ния не позвонила ни завтра, ни послезавтра. Федор без огонька вел занятия, не обращал внимания на вызывающее поведение студиозусов, провоцирующих его на выпады, был тускл и даже небрит, и было заметно, что мысли его витают где-то далеко. Запускает бороду, сказал Леня Лаптев, собирается в пустынь в знак протеста против несчастной любви. «Несчастная любовь? У Философа? – не верили девочки. – Понты для приезжих! Наш Философ на несчастную не поведется! Наш Философ… Ах, наш Философ!» А чего ж тогда, вопрошал Леня. Да вы только посмотрите на него, требовал Леня. Какая, к черту, борода? Он просто перестал бриться! Ему же все пофиг! И в окно все время смотрит, как… перелетная птица в клетке! Потом Светка Драчик принесла сногсшибательную новость: у Философа ребенок! Девочка лет десяти. Сама видела, он ей покупал клубничное мороженое в «Магнолии», чуть с копыт не слетела. Он держал ее за руку. Аудитория выпала в осадок, новость молнией прокатилась по бурситету; Федор стал ловить на себе любопытные взгляды… Не то чтобы раньше их не было, но не до такой же степени! Что и требовалось доказать, подвел черту Леня Лаптев. А вы не верили! Дитя любви или несчастная любовь… один фиг! А где же мать, вопрошали однокашники. Убежала с заезжим цирком, в смысле, с фокусником или клоуном. Променяла Философа на клоуна? Нашего Философа на какого-то клоуна? Вам, прекрасному полу, лишь бы перья поярче, упрекнул Леня. Огни рампы, публика, аплодисменты! Дура она, решили ученые барышни. А я о чем, подвел итог Леня…

Так и рождаются красивые и упоительные мифы и легенды.

Познакомившись с Тюриной, Федор, можно сказать, рассматривал компромат, который капитан Астахов назвал «лекарством от любви», другими глазами. Ему было интересно, видела ли она фотографию. Вряд ли, конечно. Это к лучшему, у нее и так проблемы с головой. Целующаяся пара, мужчина обнимает Нию… Незнакомый мужчина, Слава Тюрин, и Ния… знакомая женщина. Несколько раз Федор убирал фотографию с глаз долой, дав себе слово… все! Нечего рвать сердце! Но всякий раз вытаскивал, клал перед собой и рассматривал. Изучал. У него рождались вопросы вроде того, любила ли Ния этого человека, как долго они встречались, как часто, где… Тюрина ничего не знала, а то бы приняла меры. Ния знает, но не ответит. Впрочем, она уже ответила, когда уверяла, что между ними ничего не было… так, посидели в кафе, сочувствуя друг дружке, и ничего больше. Она смотрела на Федора умоляющими глазами и клялась, что ничего… Фотография, правда, говорила, что одним кафе тут не обошлось… Хотя поцелуй сейчас вроде разменной монеты, привет-привет, чмок-чмок… Но рука Нии на щеке мужчины… отягчающее обстоятельство, от которого не отвертишься. Она спросила, видел ли он фотографию, и он соврал, что не видел. Ему хотелось хорошенько расспросить Нию… учинить ей допрос и поймать на «разночтениях». Уличить. Загнать, как лису, выступить судьей… И палачом, пришло ему в голову. Хватит, оборвал он себя, понимая, что никогда ни о чем ее не спросит. Не станет унижать ни ее, ни себя. История некрасивая… мутная, как говорит капитан. В смысле, мутная в моральном смысле, и ясная как божий день в криминальном. Если бы только некрасивая! Трагичная история.

Фотография знакома ему до малейших деталей. Ния вполоборота, в своей короткой норковой шубке, знакомый серебристо-серый шарф в несколько слоев, крохотные жемчужные сережки – она постоянно их носит; мужчина без головного убора, ее рука на его плече, кольца… ее кольца, которые он тоже знает. А что вокруг? Вокруг улица, какая – неясно. Виден кусок витрины детского магазина с куклами и яркими коробками. В городе таких три…

Зачем, спросил себя Федор. Зачем тебе это? Не знаю, ответил искренне. Возможно, интерес сыщика и философа, привычка занудно расставлять информацию по полочкам и анализировать. Возможно. А только что же тут расставлять по полочкам и анализировать? Все предельно ясно. А вопросы типа любила ли, нет, когда стали встречаться, где… не суть важно. Была связь… Федор не любил этого слова, что-то в нем сомнительно-деловитое и гнусное. Тогда что, любовь? Была любовь! Так лучше? Нет, так хуже. Черт его знает. Есть фотография. Кто сделал – неизвестно, кто прислал, тоже неизвестно. Хотя, скорее всего, приславший и автор – один персонаж. Сделал и прислал. Вопрос: кто? Кто-то, кто знал… кого? Нию? Скорее всего, Нию, так как прислали ее мужу. Если бы этот знал только Тюрина, прислал бы его жене. Ния в городе недавно, новых знакомых нет, старые связи не сохранились, она сама говорила, что никого из бывших не встречала. Никого, кроме Насти. Наперсница и подруга, которая могла знать о романе Нии. Подозреваемая номер один: Настя. Следующий вопрос: зачем? Чего добивался анонимный свидетель? Ответ однозначен. Убрать со сцены мужа. Попытаться убрать. Никто не рассчитывал на убийство… скорее всего, не рассчитывал. Чтобы убрать мужа, хватило бы драки. Настя не могла не знать, что Володя пил, что он ревновал Нию.